Акива не мог утверждать, что она похожа на Фестиваль – он просто не помнил лица матери, – но теперь взглянул на эту женщину, и ему показалось, что помнит. Скараб назвала ее «старухой», однако старой она не была, хотя, конечно, не была и молодой. Заботы оставили на ней свой след, прорезав морщины у глаз, скорбно опустив уголки рта. Волосы, уложенные короной, сияли серебряным светом. Красиво. В глазах все еще отражался след недавнего потрясения и глубокая, очень глубокая печаль.

А вторая…

Свободно распущенные черные волосы. Грозового цвета туника косыми складками спадала на худощавое тело, оставляя обнаженными смуглые руки, унизанные золотыми браслетами. На лице застыло жесткое выражение. Не отпечаток испытываемых эмоций, как у Лираз или Зузаны, – это выражение было вылеплено там изначально. Пронзительный взгляд, Брови, как у хищной птицы, глубоко посаженные глаза. Скулы и челюсть казались вырублеными острым резцом, а вот темные губы – полными и мягкими.

До тех пор, пока она не улыбнулась – и зубы не превратились в иглы.

Акива отпрянул.

Только сейчас он заметил, что в пещере находятся еще трое: женщина и двое мужчин. Они, не вмешиваясь, внимательно следили за ситуацией.

– Шустрый, – сказала Скараб, снова привлекая к себе внимание Акивы. Сейчас у нее были обычные, белые ровные зубы. – Полагаю, тебя не следует недооценивать. – Она повернулась к собеседнице. – Или это ты освободила его, Певчая?

Пожилая женщина качнула головой, не отрывая от Акивы глаз.

– Нет, королева.

Королева?!

– Но я не буду снова его связывать, – продолжала женщина. – Я бы хотела говорить с ним, обращаясь сообразно происхождению.

– Поговорить о чем? – спросил он. – Что вы от меня хотите?

Ответила Скараб, бросив темный косой взгляд на Певчую. Она держалась по-королевски надменно, и Акива подумал, что если бы и не услышал обращения Певчей, все равно понял бы, кто она такая.

– Выбор уже сделан. Мной. Радуйся.

– И этот выбор…

– Оставить тебе жизнь.

Учитывая, что ему удалось подслушать, особого шока заявление не вызывало. Но как пренебрежительно откровенно королева об этом сказала!

– И что я такого сделал, что под сомнение поставлена моя жизнь?

Акива был уверен, что ни в чем не виноват, и страсть, прозвучавшая в ответе королевы, поразила его.

– О, многое, – произнесла она, резко выдохнув. – Никаких сомнений, потомок Фестиваль. По закону ты уже мертв.