Рамса кивнул.

— Жил там некоторое время. Родители были алхимиками на столичной базе ополчения. Занимались производством пороха.

— Тогда что ты здесь делаешь?

— В смысле, почему я цыке? — Рамса пожал плечами. — Долгая история. Отец ввязался в политику и в конце концов поднял мятеж против императрицы. Экстремисты и все такое. Может, «Опера», но точно я не знаю. В общем, он попытался подорвать во дворце бомбу, а вместо этого взорвал нашу фабрику. — Рамса показал на завязанный глаз. — Спалил мой глаз. Охрана Дацзы снесла головы всем сколько-нибудь причастным. Публичная казнь.

Рин уставилась на него, ошарашенная тем, насколько легко он это сообщил.

— А ты?

— Я легко отделался. Отец никогда не рассказывал мне о своих планах, и когда они поняли, что я ничего не знаю, то просто засунули в Бахру. Наверное, решили, что будут плохо выглядеть, если убьют ребенка.

— В Бахру?

Рамса бодро кивнул.

— Худшие два года в моей жизни. Ближе к концу срока меня навестила императрица и сказала, что выпустит, если я займусь снабжением цыке.

— И ты просто согласился?

— Ты знаешь, каково было в Бахре? К тому времени я был готов на все, — сказал Рамса. Бацзы тоже был в Бахре. Спроси его.

— А он за что?

Рамса пожал плечами.

— Кто знает? Он не скажет. Но он провел там всего несколько месяцев. Скажем прямо, даже в Хурдалейне лучше, чем в камере в Бахре. А работа здесь отличная.

Рин бросила на него косой взгляд. Уж больно оптимистично Рамса оценивал положение.

Она решила сменить тему.

— А что произошло в столовой?

— Ты о чем?

— Ну… — Она развела руками. — Человек-обезьяна.