Теперь она поняла, для чего Алтану нужен опиум.

Неудивительно, что он пристрастился. Лишь когда Алтан курил трубку, он не был погружен в страдания, не чувствовал шрамов, которые никогда не затянутся. Опиумная пелена позволяла ему ничего не чувствовать, и только в это время он мог забыться.

— Как дела? — пробормотал Алтан.

— Я их ненавижу, — сказала она. — Ненавижу со страшной силой. Ненавижу до боли. Ненавижу каждой каплей крови. Ненавижу каждой косточкой.

Алтан выпустил струйку дыма. Он выглядел не человеком, а наполненным дымом сосудом, безжизненным продолжением трубки.

— Но боль все равно не прекратится, — сказал он.

Рин еще раз затянулась чудесной сладостью.

— Теперь я понимаю, — сказала она.

— Правда?

— Прости за то, что было раньше.

Ее слова были туманны, но Алтан, похоже, понял, о чем она. Он забрал у Рин трубку и снова вдохнул, это и было признание.

Заговорил он не скоро.

— Я вот-вот совершу нечто ужасное, — сказал он. — И у тебя есть выбор. Ты можешь пойти со мной в каменную темницу. Думаю, ты знаешь, что я намерен сделать.

— Да.

Не задавая вопросов, Рин знала, кого держат в тюрьме Чулуу-Кориха.

Ненормальных преступников, которые совершают противоестественные преступления.

Если Рин пойдет с ним, то поможет выпустить чудовищ. Ужаснее чимея. Страшнее любой твари из императорского зверинца, потому что эти чудовища не были зверьми, неразумными созданиями, которых можно держать на привязи и контролировать, они были воинами. Шаманами. Богами в облике людей, которым нет дела до мира смертных.

— Или ты можешь остаться в Голин-Ниисе. Сражаться вместе с осколками никанской армии и попытаться победить в войне без помощи богов. Останешься хорошей девочкой Цзяна, будешь соблюдать его предостережения и откажешься от своей силы. — Он протянул к ней руку. — Но мне нужна твоя помощь. Мне нужен еще один спирец.

Рин посмотрела на его тонкие смуглые пальцы.

Если она поможет освободить эту армию, то не превратится ли и сама в чудовище? Не будет ли и она виновна в том, в чем обвинял их Чахан?