По понедельникам это казалось совсем неплохой сделкой.

«Теперь в моей жизни не осталось даже того, что я ненавижу, – удивленно думала Клара. – Это, наверное, и есть полный и окончательный провал на большом экзистенциальном экзамене, можно с чистой совестью отправлять меня на пересдачу, чего они тянут? Чего я сама тяну?»

Мысли о смерти посещали ее так же регулярно, как прежде мысли о вкусной нездоровой пище, жирной и сладкой, которая была под строжайшим запретом; наверное, зря. Какая разница, насколько еще ты ожиреешь, если худой все равно никогда не станешь, целых шестьдесят килограммов при росте метр шестьдесят пять – это уже настолько чудовищно, что нет смысла предпринимать титанические усилия ради сохранения хотя бы этой позорной цифры, а меньше она не становится, даже если не есть вообще ничего, только голова поминутно отключается, и волосы выпадают, а их изначально не то чтобы очень много, этих идиотских волос.

Иными словами, мысли о смерти крутились в Клариной голове непрерывно – о чем еще и думать, когда бездельничаешь с утра до ночи, как, на самом деле, хотела всегда. Зря хотела, оказывается, отсутствие тягостных повседневных обязанностей вовсе не приносит облегчения, а только высвобождает время и силы, причем не то чтобы действительно много, просто вполне достаточно, чтобы превратить обычную фоновую, по умолчанию установленную в организме тоску в черное отчаяние, с которым хорошо бы покончить, чем раньше, тем лучше, невозможно уже терпеть.

Но даже рисовать в воображении усилия, необходимые для того, чтобы умереть, было невыносимо. Не хотела ни резать вены – это же очень больно! – ни прыгать в окно – это, пожалуй, еще больней. Снотворных таблеток без рецепта не добудешь, где его взять, тот рецепт, а вешаться – вообще ужас кромешный, висельники, говорят, обделываются, причем уже в бессознательном состоянии, сдержаться не получится, прекрасный выйдет труп, бесформенная жирная туша, перемазанная собственным дерьмом, блистательный финал жизненного пути, даже для меня – перебор, – думала Клара.

Умереть ей хотелось просто во сне, под теплым одеялом, не предпринимая для этого каких-то дополнительных действий. Часто мечтала: вот бы можно было просто переуступить свою жизнь, все отпущенные годы какому-нибудь смертельно больному, у которого кроме неизлечимой хвори никаких проблем, куча денег, худое легкое тело, может быть даже любовь, жил бы себе и жил, с радостью, если бы дали. И тут появляюсь я, согласна поменяться, но только если это не больно, больно я не хочу.