Путеводители были Славиной страстью; разглядывать их она любила даже больше, чем путешествовать. Причем не внимательно читать, а бегло пролистывать, торопливо выхватывая взглядом там фразу, тут картинку, схему пригородного транспорта, полезный совет. Из этих фрагментов в ее сознании выстраивались такие феерические мозаики, словно описанный город привиделся ей во сне.

Впечатления от настоящих поездок – стройные, логичные, полные подробностей и подкрепленные сувенирами – не шли ни в какое сравнение с этим умопомрачительным бредом. Зато если разбавить прогулку по незнакомому месту дюжиной открытых на бегу и тут же отложенных в сторону путеводителей по другим городам, может получиться отличный результат. Так повседневность скрашивают мечтами, незаметно размывая границы между сбывшимся и немыслимым, сумма которых и есть настоящее приключение. А по отдельности уже не то.

Вот и сейчас Слава уселась на диван, обложившись путеводителями по разным городам, благо на полках магазина их нашлось немало, на разных языках, глянцевых, дорогих, солидных и совсем дешевых брошюр. С обычной жадной поспешностью пролистала Мюнхен, Амстердам и Варшаву, но на четвертой книжке запнулась. Потому что это был не совсем путеводитель. То есть вообще никакой не путеводитель, а неведомо что. Не то художественная литература, не то арт-проект, так сходу и не разберешься. И название ни в какие ворота: «Неполный каталог незапертых дворов города Вильнюса». Поди пойми, что они имеют в виду.

Арт-проектом книгу делали изящные рисунки, изображающие старые городские дворы – кирпичные и деревянные стены, заколоченные двери, цветы на окнах, печные трубы, белье на веревках, антенны и провода. Однако все это не стояло на месте, а куда-то летело, развевалось на ветру, утопало не то в облаках, не то просто в тумане, растворялось в дождевых струях, текло и переливалось, утрачивало границы, превращалось во что-то неведомое; возможно, в грядущее отсутствие себя. Отличная, словом, графика. И подписи, то есть на самом деле не просто подписи, а довольно длинные тексты, аж на четырех языках. Русском, английском, польском и, вероятно, литовском – единственном, который Слава не смогла опознать.

Читать почему-то оказалось трудно, то ли шрифт такой неудачный, слишком мелкий и бледный, то ли иллюстрации отвлекали внимание, то ли звонкая разноязыкая речь других посетителей. Факт, что Слава долго не могла сосредоточиться на смысле написанного. Каждое слово по отдельности вроде понятно, причем на любом из трех языков, а что это, о чем, зачем – черт его разберет.