А ведь Безвременье и в самом деле было опустевшим миром и лишь Иоко наполнял его смыслом. По крайней мере для меня. Что же мне теперь делать без моего Проводника? И какой смысл вообще что-то делать?

– Ну, что все надулись и сделали важные рожи? – прозвенел вдруг громкий голос Миес. – Иоко не пропал и не исчез. Он всего лишь в плену. Один раз уже попадал в плен, но мы тогда не знали, где его искать и как помочь. Зато теперь знаем. И даже знаем, кто нам поможет. Так что, дорогуши, кончайте хандрить. Ставим паруса и плывем. Со, где твой Посох?

– Куда плывем? – еле выговорила я, поворачиваясь к Миес.

Закатав рукава белой рубахи, хозяйка судна возилась со снастями, поднимая парус.

– К Агаме. Плывем в последнее Убежище Иоко.

– Что сделает Агама? – не поняла я.

– Она поможет, – важно кивнула Эви. – Она всегда была на стороне Хранителей. Последний Хранитель нуждается в помощи, и мы попросим ее у Агамы.

– Что она может сделать? – снова спросила я.

– Многое, – важно кивнул Хант. – Про Агаму ходят легенды. Идем.

– От Радужных Островов до Туманной Зыби рукой подать. Уже к вечеру будем на месте. А то и раньше, если день затянется, – бодро пообещала Миес. – Со, давай, помогай нам.

Я вздохнула и протянула руку.

Мой Посох тут же пронесся тонкой серебристой стрелой, привычно лег в ладонь и увеличился до своего обычного размера. Блеснул голубой свет, и паруса суденышка Миес вздулись так, словно их наполнил сильный порыв ветра.

– Вперед! – весело скомандовал Хант и постучал по палубе вновь появившимся хвостом.

2

Чувство вины охватывало меня все больше и больше. Вместо злости пришла грусть, вместо ярости – одиночество.

Ну почему, почему я не послушалась Эви? Хотела как лучше? Была уверена, что справлюсь?

И это ведь я уговорила Иоко быть милосердным к Ходящему. Думала, что призрак исправился и хочет стать хорошим человеком. Его мечты о домике на острове и о детях, которые будут в нем играть, тронули меня до глубины души.

Оказалось, что плохой призрак никогда не станет хорошим человеком. И, видимо, плохой человек тоже. Иоко был прав, жестокость Ходящего никуда не делась, она осталась с ним как основной стержень его души. Жестокость и еще, наверное, жадность.

– Мерзкая жадная тварь, – ворчала я, яростно размахивая Посохом и нагоняя попутного ветра в паруса.