— А что принято делать на Тарнтейн? — Изольда пересекла наконец незримую черту между долиной и деревней.

Хуторянин криво ухмыльнулся.

— Разное… За неделю до него — травы собирать да над священным огнем сушить, дома украшать цветами, овец закалывать, готовить подношения, чтобы сжечь потом у живительного источника…

Изольда слушала с интересом.

— Ну и без пира накануне не обойдется. Можно наесться от души с общего стола.

— Пожалуй, загляну к вам на ужин. — Девушка робко улыбнулась. — Да только я не одна…

Деревенский нахмурился. Услышанное ему не понравилось. Но тут из-за ворот показалась поджарая волчья фигура, и старик мигом успокоился.

— Если речь о звере, то милости просим. — И он растянул губы в улыбке, обнажая стертые годами резцы. — Против волчьей братии ничего не имеем.

Лютинг окинул насупленным взглядом серые шкуры, развешанные на просушку у одной из хибар, и заключил угрюмо:

— Как же, еще один скальп не помешает! Будет чем плащ к гуляньям подбить…

— Таальвен, — шикнула на него принцесса, но дед даже бровью не повел.

Дождавшись, когда зверь переступит несуществующий порог, он радостно захмыкал и поспешил затворить ворота.

— Это еще зачем? — дернулся к выходу волк.

Хуторянин не оглянулся. Похоже, не услышал слов.

— Оставь створки открытыми! — потребовал грозно Таальвен Валишер.

— Чего рычишь? — закряхтел старик, посмеиваясь.

Засов никак не поддавался — слишком тяжелым оказался для слабых морщинистых рук.

— Он не понимает тебя, — шепнула другу девушка, и седовласый тут же откликнулся:

— Ясное дело. Как же зверь уразумеет человеческую речь?

Почерневшая от дождей жердь наконец вошла в древние пазы, запечатав ворота, впрочем, не слишком надежно.