Светлый фон

– Послушайте меня! – закричал он. – Тюрьма собирается нас бросить! Собирается обречь своих детей на голод, холод и смерть!

Стоящие вплотную к пьедесталу узники заглушили его слова своим воем. Приблизившись к отцу, Клодия почувствовала, что толпу сдерживает лишь предостережение Тюрьмы, что Инкарцерон с ними играет.

– Это Джон Арлекс, который ненавидит и презирает вас. Глядите, как он жмется к ногам статуи! Неужели надеется, что она защитит от моего гнева?

Это Джон Арлекс, который ненавидит и презирает вас. Глядите, как он жмется к ногам статуи! Неужели надеется, что она защитит от моего гнева?

Зря они содрали портьеры! Клодия поняла, что Инкарцерон сожжет собственное тело, что его злость из-за потери Перчатки и срыва планов сокрушит и их. Один костер спалит их всех.

Тут рядом послышался резкий голос:

– Выслушай меня, о отец мой!

Толпа притихла. Узники замерли, словно звучащий голос был им давно знаком и они хотели слушать его снова и снова.

Каждым нервным окончанием, каждой клеткой тела Клодия ощущала, что Инкарцерон подползает все ближе, льнет к щеке и взволнованно шепчет на ухо, озвучивая свои тайные сомнения.

– Это ты, Рикс?

Это ты, Рикс?

Чародей захохотал. Глаза прищурены, изо рта несет кетом – Рикс широко развел руки.

– Позволь показать, на что я способен. Чародейское искусство, какого мир не видывал! Позволь оживить твое тело, отец мой!

33

33

И поднял он руки, и узрели они перья на плаще его, как на крыльях умирающего лебедя, когда поет он свою последнюю песнь. И распахнул он дверь, никому дотоле не видимую.

И поднял он руки, и узрели они перья на плаще его, как на крыльях умирающего лебедя, когда поет он свою последнюю песнь. И распахнул он дверь, никому дотоле не видимую.

Едва выбравшись в коридор, Финн увидел, что Кейро оказался прав. Против них сейчас играла сама древность дома. Как и на королеву, возраст обрушился на него в одночасье.

– Ральф!

Ключник подошел, торопливо переступая через куски упавшей с потолка штукатурки: