Ах, если бы только сейчас была истинотьма.

Тогда бы он ее не видел.

Девушка не хотела, чтобы он наблюдал за ней во время процесса.

Юноша бесшумно подошел к ней сзади, обдав запахом пота и табака. Скользнул руками по талии и изгибам бедер, рисуя кончиками пальцев то ледяные, то пламенные дорожки. Ее дыхание участилось, и где-то глубоко она ощутила нарастающее покалывание. Ресницы затрепетали, как крылья бабочки, пока его руки ласкали живот, танцевали по ребрам, выше и выше, поднимаясь к набухшей груди. Он легонько дунул ей на макушку, и по коже побежали мурашки. Девушка выгнула спину, прижимаясь к его затвердевшей плоти, и запустила пальцы в копну взъерошенных волос. Она не могла дышать. Не могла говорить. Не хотела, чтобы это начиналось или кончалось.

Она повернулась, выдохнула, когда их губы соприкоснулись, и завозилась с запонками на мятых рукавах юноши, превращаясь в комок из пальцев, пота и дрожи. Обнажившись до пояса и стянув с него рубашку, она припала к юноше губами и начала опускаться на кровать. Теперь они только вдвоем. Плоть к плоти. Их стоны сливались.

Желание стало невыносимым, пропитывая ее насквозь. Руки с трепетом изучали его гладкую кожу на широкой груди, танцевали вдоль четкой V-образной линии, спускающейся к поясу брюк. Девушка скользнула пальцами вниз и коснулась источника пульсирующего жара – твердого, как сталь. Ужасающего. Умопомрачительного. Юноша застонал, дрожа как новорожденный жеребенок, пока она ласкала его, выдыхая ему в рот.