– Я буду решать, что мы будем делать, а чего не будем, – сказал ему Мако.

Раны на руках, полученные командиром норнов в схватке со скалиярами, сделали его еще более холодным и неприятным. У Ярнульфа не осталось сил на споры, он даже плечами пожимать не стал. В сотый раз он пожалел, что не повстречал Мако одного в пустоши, чтобы поступить с хладнокровным убийцей так, как он того заслужил. Он уже очень долго путешествовал вместе с хикеда’я и иногда забывал, что они с ним сделали и как он их всех презирает.

Расселина, давшая им приют, оказалась достаточно глубокой, и у Ярнульфа появилась возможность лечь и вытянуться во весь рост. Он уже давно научился не реагировать на высоту и холод, но сейчас мечтал о том, чтобы остаться здесь и больше никогда не двигаться. Ноги и руки у него дрожали от проделанной за день работы, и Ярнульф сомневался, что сумеет заснуть, а он знал, что с рассветом они снова полезут вверх. Единственным, хоть и слабым, утешением служил тот факт, что Мако и остальные хикеда’я согласились, что днем подъем будет безопаснее, они больше не боялись, что их миссия перестанет быть тайной – ведь теперь они находились высоко над всем миром.

Измученный от усталости и боли Ярнульф уже не понимал, что он здесь делает. Его главная цель, смысл всей жизни, не изменилась, но с каждым днем он все больше убеждался, что выбранный им способ ее достижения до смешного плох.

«Мне бы следовало убивать их поодиночке или парами, – думал он. – Это не только позволило бы мне получить некоторое удовольствие, но и реализовать собственное призвание. А теперь я все поставил на единственный бросок костей – все или ничего. Отец бы меня не одобрил».

Но так ли это? Отец был осторожным по натуре, но он часто повторял: «Бог не наклоняется вниз, чтобы протянуть свою руку, что бы ни говорила нам Церковь. Он хочет, чтобы сначала мы взобрались как можно ближе к нему».

Несомненно, Ярнульф взбирался вверх столько, сколько мог пожелать бог, но остальные его мотивы оставались неясными, они постепенно растворились в физических каждодневных усилиях, пусть и тех, что ему приходилось прикладывать вместе с ненавистными хикеда’я. И еще рядом находилась Нежеру…

Что в этой женщине-полукровке так озадачивало и завораживало его? Нет, речь не шла об обычном влечении, много раз говорил он себе, – его верность богу и отвращение к ее народу были неколебимы. Но он заметил, что она стала ему небезразлична, почему, он и сам не до конца понимал, быть может, из-за того, что в ее бездумных лозунгах и задавленных эмоциях он видел еще одну жертву рабства хикеда’я. Или все объяснялось тем, что она еще молода и он ощущал в ней потенциал, то, кем она могла бы стать, прежде чем холодные, жестокие обычаи Наккиги заморозят ее навсегда. В любом случае Ярнульф не мог отрицать своих чувств. И в те моменты, когда грезил наяву, он даже представлял себе, как пощадит лишь Нежеру и приведет ее к любящему богу – о котором она ничего не знает и без вмешательства Ярнульфа Белой Руки никогда и не узнает.