Принц что-то сказал, но Эолейр не разобрал его слов.

– Что? Идите сюда! – позвал его Эолейр.

– Она пытается говорить!.. – уже громче ответил Морган.

Джирики метнулся через пещеру и опустился на корточки рядом с телом матери.

– Кролик, иди ко мне! – крикнул он. – Это правда.

Адиту поспешно присоединилась к нему.

– Она молчит с тех пор, как в нее стреляли, когда прошла первая лихорадка!

Эолейр также подошел ближе. Он видел, что лицо Ликимейи едва заметно шевелится под шелковистым саваном, словно по его поверхности пробежала дрожь сна. Адиту наклонилась очень низко и приложила ладонь к груди матери, а потом приблизила ухо к ее губам. На миг она замерла, внимательно слушая, затем выпрямилась и встала. Она прижала руки к животу, словно хотела защитить находящегося внутри ребенка, и снова заговорила с братом на своем языке.

– Вы поняли, что говорила ваша мать? – спросил у нее Эолейр.

– Я понял, – неожиданно заявил Морган, к полнейшему удивлению графа. Юноша выглядел так, словно весь мир перевернулся; его глаза были широко раскрыты, в них застыло удивление, лицо стало бледным, как пергамент. – Я сумел ее понять, клянусь! Я услышал, как звучит ее голос у меня в голове! Она сказала: «Все голоса лгут, кроме того, что шепчет. И он может украсть мир».

На лице принца застыло выражение, которого Эолейр никогда не видел раньше – недоумение и страх.

Джирики и его сестра посмотрели на Моргана, а потом друг на друга. После мучительно долгой паузы Адиту снова обратилась к графу Эолейру, и ее лицо стало необычно пустым.

– Наша мать замолчала, – заявила она. – Я не думаю, что она заговорит снова. Нам следует уйти. Мы должны обдумать много нового – а вам обоим все еще предстоит узнать, что произошло между нашими народами.

Морган едва чувствовал ноги, когда шел, впрочем, как и голову. Он вполне мог быть тлеющими хлопьями пепла, рожденного огнем, легче воздуха, дрейфующим без мысли и смысла. Голос женщины ситхи эхом звучал у него в голове, как будто она каким-то непостижимым образом говорила, находясь внутри его тела, словно ее слова сумели добраться до самого мозга его предательских костей. Он никогда не испытывал ничего подобного и не хотел, чтобы это повторилось.

Граф Эолейр и брат и сестра ситхи о чем-то тихо между собой разговаривали, и в любое другое время Морган возмутился бы, что у них появились какие-то тайны, но в эти мгновения чувствовал себя полным до краев кувшином, содержимое которого перельется через край, если в него добавить хотя бы каплю.