– Э-э, – Рон показал наверх, – мы вообще-то… э-э…

Но знахарка выжидательно улыбалась, и слова Рона «хотели выпить чаю» как-то растворились в воздухе. Ребята беспомощно посмотрели друг на друга и вслед за Чаруальдом и знахаркой пошли по коридору в отделение.

– Только давайте недолго, – шепнул Рон.

Знахарка указала палочкой на дверь палаты им. Яна Вотжедуба и пробормотала: «Алохомора». Дверь распахнулась, и она, не отпуская Чаруальда, первой ступила через порог, подвела больного к его койке и усадила рядом в кресло.

– Это палата для хроников, – негромко проговорила она. – Для неизлечимых. Конечно, при современных зельях и заклинаниях – и известной доле удачи, разумеется, – можно рассчитывать на некоторое улучшение. Сверкароль, например, явно начинает понимать, кто он такой; у мистера Дода тоже наблюдается улучшение и речь восстанавливается. Мы, правда, никак не разберем, что он говорит… Ладно, ребятки, я еще не всем раздала подарки, так что я вас оставлю, поболтайте пока.

Гарри осмотрелся. Да, сразу видно, что в этой палате пациенты живут постоянно; там, где лежит мистер Уизли, личные вещи никто не копит. Стена у койки Чаруальда сплошь увешана его портретами – все они зубасто улыбаются и приветливо машут. Многие подписаны Чаруальдом для себя, детскими печатными буквами. Сейчас, как только знахарка усадила его в кресло, Сверкароль придвинул к себе свежую стопку фотографий, схватил перо и со страшной скоростью начал ставить автографы.

– Можете раскладывать по конвертам, – сказал он Джинни, одну за другой швыряя подписанные фотографии ей на колени. – Видите, меня не забыли, я постоянно получаю кучу писем от поклонников… Глэдис Прэстофиль пишет каждую неделю… Знать бы еще зачем… – Он озадаченно замер, но затем вновь просиял и с удвоенной энергией взялся за автографы. – Полагаю, дело в моей внешности…

На койке напротив лежал очень печальный мужчина с нездоровым цветом лица; он что-то бормотал себе под нос и не замечал ничего вокруг. Через две койки от него находилась женщина с головой, обросшей густой шерстью; Гарри вспомнил, что нечто подобное случилось во втором классе и с Гермионой – к счастью, ее случай оказался излечим. Две самые дальние койки были отгорожены цветастыми занавесками, чтобы посетители могли спокойно пообщаться с больными.

– Вот видишь, Агнес, – весело обратилась знахарка к женщине с меховым лицом, передавая ей небольшую горку рождественских подарков. – И тебя не забывают! И сын твой прислал сову, что вечерком забежит. Замечательно, правда?