Светлый фон

Флёр раздраженно фыркнула, но Билл даже не взглянул на нее; он не отрывал глаз от Гарри. Его лицо в глубоких шрамах было непроницаемо. Наконец он произнес:

– Хорошо. С кем будешь говорить первым?

Гарри замялся. Он знал: от его слова зависит все. Времени почти не осталось, пора решить: окаянты или Дары?

– С Цапкрюком, – сказал Гарри. – Сначала с Цапкрюком.

Сердце стучало так, будто он бежал спринтерскую дистанцию и только что преодолел очень сложный барьер.

– Сюда, наверх, – показал Билл.

Гарри поднялся на несколько ступенек, затем остановился и посмотрел вниз.

– Вы оба мне тоже нужны! – крикнул он Рону и Гермионе, которые выглядывали из-за двери гостиной. Они вышли на свет, словно бы с облегчением.

– Как ты? – спросил Гарри Гермиону. – Ты молодчина – сочинила такую историю, под пыткой…

Рон приобнял ее за плечи, и Гермиона слабо улыбнулась.

– Что надо делать, Гарри? – спросил Рон.

– Увидите. Пойдем.

Гарри, Рон и Гермиона проследовали за Биллом наверх, где с маленькой лестничной площадки открывалось три двери.

– Сюда. – Билл открыл дверь в их с Флёр спальню.

Окно здесь тоже выходило на море, золотившееся в рассветных лучах. Гарри прошел к окну, повернулся спиной к прекрасному виду и, сложив руки на груди, стал ждать. Шрам покалывало. Гермиона села в кресло у туалетного столика; Рон пристроился на подлокотник.

Билл появился с маленьким гоблином на руках и бережно усадил его на кровать. Цапкрюк пробормотал: «Спасибо», и Билл ушел, закрыв за собой дверь.

– Простите, что вытащил из постели, – сказал Гарри. – Как ваши ноги?

– Болят, – ответил гоблин, – но уже меньше.

Он по-прежнему сжимал в руках меч Гриффиндора и смотрел странно: воинственно и в то же время заинтересованно. Гарри отметил про себя его желтоватую кожу, длинные тонкие пальцы, черные глаза и – Флёр сняла с Цапкрюка ботинки – длинные грязные ступни. Гоблин был крупнее домового эльфа, но ненамного; куполообразная голова существенно больше человеческой.

– Вы, должно быть, не помните… – начал Гарри.