Гарри охватило ужасное отвращение пополам с жалостью. Он не желал больше слушать, но Аберфорс говорил и говорил. Судя по всему, ему нечасто удавалось поделиться горем, если вообще удавалось.
– Альбусова кругосветка с малышом Дожем накрылась. Чудо-парочка явилась на похороны нашей матери, потом Дож смылся, а Альбус воцарился в доме главой семьи. Ха!
Аберфорс плюнул в огонь.
– Я бы приглядывал за ней, я так и сказал, что плевать мне на школу. Остался бы дома, на хозяйстве. Но он уперся: надо получить образование, я сам заменю ей мать. Господин Совершенство! Только нет ведь грамот за то, что ухаживаешь за полусумасшедшей сестрой и не даешь ей взрывать дом… Пару месяцев он справлялся… А потом появился этот. – Лицо Аберфорса исказилось в ярости. – Гриндельвальд. Наконец-то собеседник моему братцу – такой же яркий, такой же талантливый,
В отблеске огня линзы очков Аберфорса вновь слепо побелели.
– А уж Гриндельвальду как не понравилось – слов нет. Он разозлился. Дескать, встаешь, идиот, на пути гениального брата, мешаешь… Мы, мол, изменим мир, выведем колдунов из тени, поставим муглов на место, и вашу сестру уже
На последнем слове его голос сорвался, и Аберфорс рухнул на стул. Лицо Гермионы было мокро от слез, Рон побледнел почти как Аберфорс. Гарри не чувствовал ничего, кроме омерзения, он не желал ничего этого слышать, он хотел вычистить все это из головы.