Меченый распахнул руки и сомкнул их на прижавшемся к нему теле. Всегда сдержанный, полностью владеющий собой, сегодня он был необычно открыт и откровенен; и было ли тому виной ощущение всеобщего праздника и сопутствующее ему вино?..

Найдя наконец в себе силы соблюсти хоть какой-то этикет и пригласить гостя в дом, Жозефина отстранилась, все еще обнимая мага за плечи. Запрокинув голову, чтобы произнести формулу вежливости, она увидела его глаза — те самые, зеленые с карим вокруг зрачка, сияющие и искрящиеся, вдруг оказавшиеся так близко, что соприкоснулись ресницы. Крепкая теплая ладонь, излучающая силу и нежность, легла на каштановые кудри, бережно притягивая еще ближе. Замирая, Жозефина подалась вперед сквозь неловкость страха и предвкушения. Меченый склонился к ней, и она ощутила терпкий и сладкий вкус вина на его губах, и весь мир перестал существовать на те мгновения, что он целовал, целовал, целовал ее в залитой солнцем столице, у ворот ее дома, где ждали живые и радостные домочадцы, праздновавшие окончание войны.

Когда их губы разомкнулись, маг еще несколько мгновений не выпускал девушку из объятий, поддерживая ее, пока она не осознала заново, где верх, где низ и где ее собственное тело. Невысказанное, но обретшее плоть признание осеняло их обоих, делая мир светлее и ярче. Всякие различия крови, титулов, времени стирались и растворялись в этом сиянии, и Жозефина с чувством абсолютного счастья и глубоким пренебрежением к мыслям о том, прилично ли девушке такое поведение, взяла Меченого за услужливо подставленный локоть.

— И давно ты стучишься в мой дом, имея право войти, когда тебе понадобится? — поинтересовалась она с кроткой улыбкой, ведя мага к крыльцу. Тот замялся, пробубнил что-то о приличиях и необходимости удостовериться…

— Я просто хотел, чтобы ты вышла одна, — сдался он, мерцая золотыми искрами счастья в глазах.

Они вошли в залу рука об руку, и мага приветствовали как старого знакомого и дорогого гостя. Едва все устроились за столом, Мартин разлил темное, пенящееся вино, и Жозефина первой подняла бокал:

— За Золотые Пики!

— За де Крисси! — хором проорали бойцы следующий тост.

— За де Вардена!

— За Меченого!

Выпив за четыре тоста подряд, собравшиеся отдали должное пирогам Агнес и собственному жгучему интересу.

— Поговорим о животрепещущем. — Жозефина по вбитой годами привычке вытерла пальцы хрустящей салфеткой. — Что с вами было?

Домочадцы, переглянувшись, растерянно пожали плечами; Мартин пожевал губами, ища слова.

— Мы не помним, госпожа, целая седмица прошла мимо. Был пожар, крики, люди… — Он беспомощно замолчал, и девушка кивнула ему, показывая, что ответ принят и понят. Она, разумеется, не стала им говорить, что уже оплакала их после страшных новостей, привезенных Сержем; кто-то изменил произошедшее для нее, и этим кем-то мог быть только тот, кто забрал у нее наследную мизерикордию, давшуюся ему в руки так легко, словно именно он должен был владеть ею.