Быстрее, у меня считанные минуты, иначе корабль уйдет. А потом… нас или увлечет в водоворот, или – заметят с «Благодати» и выловят, как притопленных котят из ведра.
Франног бултыхался неподалеку и издавал вопли, которым мог позавидовать вожак павианьего стада. Отлично! Человек, даже не умеющий плавать, не тонет сразу – так что у меня была уйма времени, чтобы спасти старика.
Я добрался до него парой мощных гребков, схватил, приподнял над водой и отбуксировал ко второму креслу. Франног орал, разорялся почем зря, даже попробовал залепить мне пощечину.
– Второй раз! Второй раз ты сбросил меня в воду! Неслыханное оскорбление!
Я уложил его на кресло, глянул наверх: из кормовых окон вырывался белый пар. Огонь тушат, все спасены, туш, бис, ура! Врежьте музон, маэстро! Только без меня, без меня. Я откочую подальше, мне что-то расхотелось гостить на вашем судне.
– Второй раз!
– Повторение – мать учения. Гребите за мной.
– Как? Ах ты, сявка потрошенная! Ах ты, потрох сучий! Ах ты, гнилой подонок! Как мне грести? Я ведь не умею плавать!
– Ногами! Навалитесь грудью на кресло, ноги в воду – и гребите за мной!
– Я… не… не могу! Ты жестоко надругался надо мной!
– Цыть! Цыть, вы, девственница-весталка! Мне еще захватывать лодку! Молчите и гребите за мной, старый вы дурень!
На «Божьей благодати» звонили пожарную тревогу, орали и суетились. Здесь, внизу, внезапно наступила тишина. И еще – я не слышал больше плеска весел. Наступила небольшая пауза, гребцы растерялись, сбились с ритма. На это я тоже рассчитывал. Я успею добраться до лодки, успею. Иначе все насмарку.
Я подгреб к креслу с принцем и отбуксировал оное к Франногу.
– Плавайте тут, ждите.
– Ты бросаешь меня?
– Да, наша встреча была ошибкой. Ох-х… старый вы дуралей… Я. Скоро. Буду! Караульте принца! И молчите, ради всего святого молчите!
Я примерился обогнуть корму «Благодати» с левого борта, но впереди показалось еще одно кресло: оно покачивалось на легкой волне.
Борго! Сжавшийся в грязно-серый снежный ком, он скулил, как побитый щенок.
Моя рука потянулась за саблей, но Борго ничего не соображал – обожженный, намокший, он, кажется, утратил на время те крохи рассудка, коими наделил его неведомый создатель. Правда, когда я проплыл мимо, он шумно принюхался и что-то слабо рыкнул.
Не опасен.