– Но разве ты не видишь, Талия, пришли новые времена? Вы, Парва и Джардины, уже сыграли свою роль. Вы узаконили право Равных на привилегированное положение. Но вы не чувствуете злобу дня. Рабы – неэффективны, Равные – неактуальны. Настало время перемен. И я намерена безвозмездную отработку адаптировать к современным требованиям. Мы извлечем максимальную пользу из труда каждого мужчины и женщины в этой стране. И они все будут любить нас, потому что твой чудаковатый Сильюн совершенно прав – мы, Равные, забыли, на что мы способны. Я не буду устраивать для народа шоу, вызывающие ужас, наподобие Кровавой ярмарки, возрожденной твоим мужем. Я покажу им чудеса. Люди будут лучше накормлены и лучше образованы, улучшатся условия туда. Ими будут править люди, которые будут вызывать у них удивление и восхищение. И они даже не вспомнят о том, что будут по-прежнему оставаться несвободными.
Отец знал, что делал, когда выбрал эту женщину для Гавара. У нее амбиций достаточно для них двоих и совсем нет сердца.
Боуда направилась к ним. Гавар напрягся, но она прошла мимо и остановилась у тела отца. Боуда наклонилась, чтобы осмотреть труп. Она подняла шейный платок, поморщилась и небрежно вернула его на место.
Она едва не напевала от радости, как будто получила все, что хотела, благодаря такой малости, как безрассудная глупость Гавара.
– Что бы ты делала, если бы я убил отца значительно раньше и не преподнес тебе заветную мечту на тарелочке?
– Твой отец все равно получил бы пулю. Твое упоминание о снайперах вдохновило меня, и я получила его разрешение на то, чтобы в толпе было несколько стрелков на тот случай, если ему не удастся уничтожить Мидсаммер силой Дара. Но, в отличие от Риверхеда, эти стрелки были из моей команды. Они подчинялись только мне, и они знали, что есть две возможные цели: она или он. Твоя неожиданная инициатива стала бонусом для меня. Но это говорит только об одном: что у тебя слишком горячая голова, Гавар. Таким людям, как ты, будет сложно построить новое стабильное правительство. Так что уйди тихо с дороги, и твоя мать не пострадает.
– Уйти тихо? Ты уверена, что у вас есть тюремная камера, в которой можно меня изолировать?
– А кто говорит о тюрьме?
Улыбка Боуды была такой же прекрасной, как и в день их свадьбы, когда что-то вонзилось сзади в шею Гавара.
– Эту идею ты нам подал, когда притворялся с Аби Хэдли, что спасаешь заморыша, – прошипела ему на ухо Астрид, привычной рукой до упора нажимая на поршень шприца. – Кто знал, что у тебя так много хороших идей.
Лед растекся по венам Гавара.