О Нелли было страшно подумать. Оценивающий взгляд Виктора напугал Эллен. Еще больше напугала реакция мамы. Она словно знала его грязные мысли, поэтому заранее осуждала. Эллен никогда не отрицала, что Нелли красива. Даже слишком. Нельзя было ей оказываться здесь, среди шакалов, которые буду пускать слюни. Их дурманит вседозволенность и безнаказанность, оттого они такие дикие. Нелли сама подписала себе смертный приговор. Они разорвут ее, деля.

Эллен думала о брате и Диме. Алекс кричал: «Если мы не уйдем, то никогда не поможем ей». Они не отступят и не бросят ее. И это пугало ее больше всего. Даже всем вместе взятым, кто остался жив, не справиться с «Элитой». Теперь Эллен понимала, каким смешным было их желание вытащить маму из этой трясины. Ей, оказывается, это и не нужно. Ее засосало, но она не против.

Длинная стрелка дошла до заветной цифры. Эллен вскочила с шелковой постели и кинулась к выходу.

– Эй, час прошел! – Она застучала по двери.

– Жди, – послышался глухой мужской голос.

У Леси рабочий день закончился, и теперь Эллен блокировал кто-то из охраны.

«Можно подумать, я могу сбежать». Седьмой этаж, на окнах решетки, лифт открывается только по специальному доступу. Виктор все же посадил Эллен в тюрьму, только замаскировал ее роскошью.

Вскоре ее проводили на пятый этаж, в комнату, откуда доносился кашель.

Свет внутри не горел, только настенный светильник у изголовья кровати. И мебель, и обстановка в целом здесь была скромнее, чем в ее клетке. Тимур стоял у окна, на всю ширину которого были распахнуты шторы.

– Не думал, что еще раз увижу небо.

Эллен не спеша подошла к другу. На нем были рубашка, брюки и туфли. Отросшие волосы блестели чистотой. Больше от Тимура не пахло затхлостью и кровью – только свежестью. На столе стояли пустые тарелки.

– Спасибо, Эллен, – не отрывая взгляд от окна, сказал Тимур.

– Не надо меня благодарить. Не смей. Если бы не я, ты бы тут вообще не оказался.

Тимур повернул голову. Эллен торопливо опустила взгляд.

– Пожалуйста, не отворачивайся, а то я чувствую себя жутким уродом.

– Прости, я не могу. Это все из-за меня.

Эллен заплакала. У нее сердце кровью обливалось. Синяки у Тимура, конечно, пройдут, и вес он со временем наберет, но шрамы останутся не только на его теле, но и в душе. Глядя на него – частично сломленного, потерявшего озорной блеск в глазах, – Эллен ненавидела дядю еще больше.

– Только не плачь, прошу тебя. Хочу провести этот вечер с тем, кто будет мне искренне улыбаться.

Эллен заставила себя хихикнуть и стерла слезы.

«Тимка. Неужели это Тимка?! Живой».