– Ты оставила меня ни с чем!

– Значит, сегодня ты на диете! Сиди здесь, пока я не выясню, что там происходит.

Кевин злобно улыбнулся и, усевшись на скамейку, сложил руки на груди.

Эллен надеялась, что он с места не сдвинется, иначе, как только он покажется в зале, станет ясно, что он не уводил Нелли с территории, тогда ищейки Виктора обыщут в ресторане каждый закуток.

Эллен торопилась в начало сада и перебирала возможные варианты побега. Отпрашиваться у дяди – все равно, что собственноручно зайти в клетку и защелкнуть замок. Угнать машину – все равно, что помахать перед носом охраны флагом и устроить гонку. Действовать нужно тихо. Но без шубки и сапог в такой холод далеко не уйти. Еще нужен телефон, чтобы связаться с лесными парнями и договориться о встрече. Все это добро в гостевой комнате, а там показываться нельзя.

«Что ж, значит, придется померзнуть. И придумать алиби на потом».

***

Дойдя до освещенной части, Эллен осмотрелась. Несколько человек, беседуя и попивая шампанское, сидело на скамье у небольшого водопада. Она только собралась нащупать энергию Нелли, как со ступенек навстречу ей сбежал знакомый дворецкий – Данил, который помог вывести Алису из Института.

– Эллен! Привет! – В руке у него было два фужера то ли с вишневым соком, то ли с вином.

И, видимо, не случайно.

– Привет. – Она натянуто улыбнулась. – Прости, не могу сейчас…

Эллен не договорила – Данил выплеснул на нее содержимое фужеров.

– Ты что делаешь?! – Она ошарашенно уставилась на него, чувствуя, как жидкость стекает по груди. Присутствующие в саду, к счастью, не обратили на них внимания.

– Понятия не имею. – Он поставил фужеры на пол и начал снимать пиджак. – То, о чем попросила сестра. Она советовала тебе сменить платье как можно быстрее, но чтобы Виктор Романович не узнал. Мне велено отвезти тебя, куда скажешь. Вот, накинь. – Он протянул ей пиджак. – В кармане телефон. Он мой и точно не прослушивается. Номер сестренка записала.

Пребывая в легком шоке, Эллен взяла пиджак.

– Что еще за сестренка? – недоверчиво спросила она, одеваясь.

– Генриетта, наши мамы родные.

Это имя многое объясняло. Настороженность и растерянность тут же испарились.