Нежась на солнышке и размышляя о приметах – «Мой брат, мой дядя, мой друг однажды видел…» и так далее – они не замечали, как течет время, что было в каком-то смысле благословением, потому что больше заняться было нечем. Подготовка к битве оказалась минимальной и во многом символической. Нельзя выстроить баррикады против врага, который появляется там, где хочет, а тактика двенд в любом случае оставалась тайной, которую предстояло раскрыть. Кое-какие планы имелись, но должны были оставаться гибкими. В конце концов, все свелось к тому, чтобы с наступлением темноты объявить комендантский час и разогнать местных по домам, а потом устроить регулярное патрулирование деревни.
Арчет уломала Рингила прочитать людям Ракана короткую лекцию о том, что он знал про двенд, и он сделал это так искусно, что ей оставалось лишь удивленно моргать. Манерная ирония аристократа из Луговин сошла с него, как струп с зажившей раны, оставив лишь сухой воинский юмор вкупе с непринужденным духом товарищества. Она видела, как с каждой секундой гвардейцы к нему привязываются. Он не стал прибегать к угрозам, как раньше, хотя его общий прогноз по ситуации не стал оптимистичнее и не предполагал надежд на лучший результат.
В конечном итоге, поняла Арчет, он успешно пригласил их всех на смерть, пообещав умереть вместе с ними.
Большего от командира и не требовалось.
– Да, он так себя вел в Виселичном Проломе, – сказал ей Эгар, когда они разлеглись на ступеньках парадной лестницы гарнизонного дома, греясь на солнце и старательно гоня прочь мысли о том, сколько им осталось жить. – Ситуация похожая, как мне кажется. Мы все знали, что если не удержим перевал, ящеры хлынут вниз и уничтожат все на своем пути, перебьют всех, хоть стой, хоть беги. Гилу пришлось показать им, что в этом наша сила, а не слабость. Что это все упрощает. Выбор был не жить или умереть, бежать или сражаться, а в том, чтобы встретиться со смертью на равных или услышать, как она кинется на спину, будто гончая, схватит тебя за загривок и разорвет на части. – Он ухмыльнулся. – Довольно легкий выбор, правда?
– Наверное.
Арчет подумала о людях и о тех вещах, которые ее по-прежнему волновали – список был не длинный, – и спросила себя, насколько она искренна, честна сама с собой, уже не говоря о маджаке рядом на ступеньках. Тоска по дому отозвалась резкой, почти болезненной болью теперь, когда дочь Флараднама поняла, что может больше никогда его не увидеть. Она скучала по безжалостному солнцу и жесткому голубому небу над Ихельтетом, суете и пыли улиц; по прохладным серым булыжникам двора в лучах рассвета и первым запахам, просачивающимся со стороны кухни; по угрюмой надежности и сдержанности Кефанина, полным черствой эрудиции бредням Ангфала в захламленном кабинете. По длинной величественной лестнице и изумительному виду на город из верхних комнат. По большой кровати под балдахином и солнечному свету, который падал на нее утром. Вероятно, когда-нибудь она могла увидеть там мягкие изгибы бледного тела Ишгрим… «Эй, шлюха, куда тебя понесло?» Ну, тогда пусть будет теплая, мощная грудь Идрашана под нею, когда он мчится галопом. Спонтанная двухдневная поездка в Ан-Монал, меланхоличная пустота заброшенных строений; мягкое, успокаивающее бормотание прирученного вулкана, доносящееся через окружающие стены. То, как она скормила Идрашану яблоко под деревом, растущим у окон старого кабинета Грашгала, а потом, цокая языком и что-то бормоча боевому коню, направила его обратно домой.