— Всё, идём, — сказал окоченевший Марк, прерывая эти излияния радости. — Пока ваша Полярная Звезда окончательно не околела на ветру. Я теперь как лошадь под вьюком — идти мне легче, чем стоять.
Движение возобновилось.
* * *
Высокобашенная ЗвеРра осталась на том берегу.
Впереди были лачуги кислых мышей. Дорога резала их скопление пополам. По рядам таборитов побежал нехороший шепоток: дескать, вот они, гнусные сволочи, рукой достать. И ногой. А можно огонька на солому подкинуть…
Но зубры деловито выстроились вдоль дороги, по обеим сторонам, с копьями наготове. За их спинами застыли угрюмые, подслеповатые домики с огромными крышами. Казалось, что даже от соломы, их покрывающей, тянет кислым мышиным духом.
Больше всего Марк боялся, что у кислых мышей тоже сыщется какой-нибудь героический последователь того орла, что сиганул в реку. И который спровоцирует драку в надежде присоединиться к павшему собрату. И зубры не смогут противостоять двум рвущимся друг другу толпам.
Поэтому он прибавил ходу, стараясь как можно быстрее провести горожан мимо лачуг отверженных. (Хотя ему было страшно интересно, в каком же окне горел огонь несколько ночей подряд.)
А Диса в очередной раз подтвердила старую поговорку о коварстве лис: её стараниями в умы таборитов просочилась новая заманчивая идея: сейчас некогда, но вот на обратном пути… О-о-о, какой погром можно сделать на обратном пути… Разметать по соломинке…
И как ни странно, идея завладела умами: она же обещала, что табориты вернутся, обязательно вернутся домой, на тот берег ЗвеРры-реки. Да ещё и отомстят, всенепременно отомстят и покарают. И проучат. И размажут. И выбьют дух вон. Тошнотворный дух. Справедливости ради.
ЗвеРри и звеРрики прошли мимо лачуг.
Из грязных окошек на них с ненавистью и страхом смотрели остроносые, бледные мордочки. Кислые мыши тоже хотели проучить и покарать. И показать этим благополучным, и перегрызть им шеи, как тем, в Оленьем Дворе, которые не пускали к святыне. Отомстить, страшно отомстить за все время унижений. Во имя справедливости.
Ветер дерзко облизывал отточенные наконечники зубровых копий. Ему было можно, его крови никто не видел, и Безумия она не вызывала.
Зубры пропустили таборитов и, попарно снимая оцепление, покинули селение.
Замыкал движение, последним шёл по дороге от моста к лесу мимо лачуг кислых мышей глава зубров в алом плаще. Копьё в его руке казалось дротиком.
Ему хотели бросить в широкую спину камень, запулить со всей силы в развевающийся алый плащ. Побоялись.
Когда ветер зализал на дороге следы горожан, ушедших к Кругу Безумия, из лачуг выскользнула пара разведчиков и, осторожничая, направилась за таборитами.