Ирина Валерьевна Ясемчик Дети Железного царства

Ирина Валерьевна Ясемчик

Дети Железного царства

Пролог

Пролог

Холодно, как холодно… В книжках, конечно, пишут, что в подземельях холодно, но слова на листе пергамента это — всего лишь слова, и в полной мере передать настоящего ощущения они не могут. Я весь дрожу: короткая летняя шерсть совсем не греет. Слегка потрескивает факел на стене. Он чуть рассеивает темноту, но что в этом толку? Я вижу открытую дверь, выйти через которую всё равно не могу — я привязан. Привязан длинным поводом уздечки к кольцу в стене позади меня. Узда запрокидывает мою голову, удила раздирают губы. Окрашенная кровью пена падает изо рта на грудь, смешиваясь с кровью из ран от плети. Отец довольно часто наказывает меня, но так жестоко, как сегодня, впервые. Хотя, признаться, повод в этот раз был серьёзный. Переступаю с ноги на ногу, тело отзывается ноющей болью. В коридоре слышатся чьи-то осторожные шаги.

— Ярослав! Ты здесь, братик?

Я негромко ржу. Проклятая уздечка не позволяет вернуться в облик человека. Свет факела в дверном проёме, он выхватывает фигурку девочки в мужской одежде. Зоряна, сестричка…

— Ярослав, — она облегчённо вздыхает, — миленький, живой… Потерпи, я сейчас…

Она быстро отстёгивает левый повод, и я опускаю голову, чтобы дать отдых затёкшим мышцам шеи. Зоряна гладит мою гриву, целует в лоб. Потом снимает уздечку. Я встряхиваюсь всем телом, и перекидываюсь в человеческий облик.

— Спасибо, сестрёнка. Но лучше бы ты не делала этого — если отец узнает…

— Не узнает, — отмахивается девочка, — раньше утра он сюда не придёт, а утром я всё сделаю, как было. Только смажу твои раны, чтобы они не болели. Снимай рубашку.

Она расстилает на полу попону, усаживает меня на неё, бережно смазывает раны на моей груди, боках и спине. Боль почти сразу утихает. Я с облегчением вздыхаю.

— Полегчало? Тогда поешь, — Зоряна достаёт из сумки флягу с молоком и хлеб.

Я с жадностью набрасываюсь на еду. Вкус её снова возвращает меня к событиям сегодняшнего дня…

— Ярослав, покатай меня, — зелёные глазищи смотрят с такой мольбой, что и камень бы не смог остаться равнодушным, — ты обещал, что покатаешь. Ты ведь говорил, что я хорошо езжу верхом.

— Я бы не хотел, чтобы ты садилась на меня без седла…

— А зачем седло? Ты ведь не будешь пытаться меня сбросить. Я удержусь. Ну, покатай, пожалуйста.

— Хорошо, — сдаюсь я, — только смотри: упадёшь — не плачь.