Когда я оказался на пороге каюты, слегка помутневшие взоры сидящих в ней воззрились на меня.

   - Сир Гор, обер-командор Родер приказывает поднять на палубу три десятка братьев в полном вооружении и всех самых лучших послушников... - отчеканил я.

   - Ого! Неужели можно будет размяться? - с юношеским задором воскликнул Гор и вскочил со скамьи. - А ну-ка, братцы, бегом вооружаться! Наш славный командир хочет задать кому-то трепку во имя Всевышнего. Возьмите десяток лучших послушников - пускай хоть разгонят жирок, что накапливают здесь в трюмах.

   - Сир Родер сказал мне тоже явиться, - добавил я и легкий румянец тронул мои щеки.

   Командор Гор посмотрел на меня и добро ухмыльнулся:

   - Ну еще бы, старик уже давненько готовит тебя принять плащ, - сказал он. Вручение плаща, крепившегося к наплечникам доспех вместе с полными латами паладина, происходило при принятии послушником сана и вступлении в ряды паладинов. - Надеюсь, Всевышний благословит тебя на подвиг и позволит тебе получить достойное испытание в нашем походе, чтобы наконец-то тебе стать полноценным братом Ордена, - я согласно кивнул на это. В послушниках я ходил уже практически шесть лет, но достойной схватки, в которой я смог бы проявить себя, пока что на долю мне не выпало, а без проявленной храбрости в знатной, по мнению старших братьев, драке о плаще можно было только мечтать. - Сир Элтон, прошу вас включить Рассела в состав группы послушников.

   - Вне всяких сомнений, - крикнул мой непосредственный командир, старшина Элтон, уже выбегая из кают-компании. Наверное, он бы и сам выставил меня в число достойных... Все же я был лучшим фехтовальщиком в его десятке.

   Взволнованный и обрадованный я помчался скорее к своему гамаку с походным сундуком на нижней палубе. Вокруг меня уже царила суета и неразбериха - туда-сюда носились братья в поисках так не кстати оставленных где-то по случайности или развешанных для просушки вещей, все вокруг перекрикивались, пытаясь выяснить, что происходит, дергали друг друга, спрашивали. На все обращения я твердил сухо: ничего не знаю, поступил приказ от обер-командора Родера. Хотя братья и другие послушники в ответ цокали и щурились - все знали, что сир Родер держал меня всегда рядом. Все же именно я был его духовным учеником, а он - моим учителем.

   Сам же, стараясь не терять время, я быстро переодел шерстяное галифе на кожаные штаны, в мгновения ока перевязал все тесемки на них, на голени прицепил укрепленные железными пластинами кожаные поножи, сменил тунику на серое рубище из овечьей шерсти и заправил её концы в штаны, надел затем поверх кольчугу, свисавшую до паха, прикрепил к ней кожаную, но все же крепкую раковину для защиты того самого, что отличает нас от женщин, подвязав веревку от раковины вокруг пояса, накинул сверху белый табард со знаком веры на груди, и подпоясался крепким поясом из пропитки со стальными кольцами, с уже висевшими на нем ножнами. Быстро проверил, легко ли выскакивает из ножен начищенный до блеска клинок (а что еще было делать, пока третий день плыли из Магдана?). Уже готовый ринуться на верхнюю палубу, я с досадой вспомнил, что на ногах остались казарменные тряпичные тапки, в которых мы ходили на корабле за неимением местных легких ботинок, что носили моряки на флоте - за борт то можно было вылететь по разным причинам, а если на ногах что-то тяжелое, то пойдешь ко дну как с камнем на шее. Поэтому командование разрешило ходить на корабле в нашей легкой замене флотской обуви, обычно использовавшейся в казармах в наших обителях. Но в таких сражаться было невозможно - нога могла поехать на влажных корабельных досках и тогда был шанс растянуться как кляча перед врагом. Да и если кто наступил бы кованной ногой, от стопы могла остаться только смятка. Вместо тапок я одел добротные кожаные сапоги, которые плотно крепились к ноге надежными ремнями. Накинув в заключение на голову кольчужный капюшон, я схватил стоявший у кормы свой каплевидный щит, выкрашенный белой эмалью со знаком веры на нем, нацепил на пояс шлем и поспешил за другими братьями, которые уже поднимались на корму.