Трапеза таджика была более чем скромной, и есть он старался как можно медленнее. По крайней мере, так показалось Асте.
– Возможно, он старается побыть тут подольше, потому что тут тепло, – заметил Малкольм.
Он закончил ужин и расплатился, а таджик все еще сидел за столом и проводил их взглядом, когда они с Астой уходили. Закрывая за собой дверь, Малкольм еще раз встретился с ним глазами: лицо незнакомца было хмурым.
Малкольм успел замерзнуть и устать. В их комнату никто не входил: волосок на двери был на месте. Забравшись в постель, он немного почитал перед сном «Джахана и Рухсану». Аста дремала рядом на подушке.
* * *
В два часа ночи в дверь постучали. Оба сразу проснулись, хотя стук был очень тихий. В следующую секунду Малкольм уже стоял у двери.
– Кто там? – прошептал он, не открывая.
– Сударь, мне нужно с вами поговорить.
Голос, без сомнения, принадлежал таджику. Он говорил по-французски, как Малкольм, но акцент чувствовался даже в шепоте и через дверь.
– Одну минуту, – Малкольм надел рубашку и брюки и постарался отпереть дверь как можно тише.
На пороге действительно стоял тот незнакомец из бара. И он был напуган. Змея-деймон, обвившаяся вокруг его шеи, пристально вглядывалась в темный коридор за спиной. Малкольм впустил гостя, запер дверь и указал на единственный стул. Сам он сел на кровать.
– Кто вы? – спросил он.
– Мое имя Мерзад Каримов. Сударь, вы – Полстед?
– Да. Но зачем вам это знать?
– Я должен предупредить вас о Марселе Деламаре.
– Откуда вы знаете Деламара?
– Я имел с ним дело. Он мне до сих пор не заплатил, и я не могу уехать, пока не получу свои деньги.
– Вы сказали, что хотите меня предупредить. О чем?
– Он узнал, что вы в городе, и приказал выставить патрули на всех дорогах, на вокзале и на паромах. Он хочет вас схватить. Мне сказал об этом человек, с которым я подружился в La Maison Juste, и он мне сочувствует. Я думаю, вам нужно немедленно уезжать: в окно я видел, что полиция обыскивает окрестные дома. Я не знаю, что делать.
Малкольм подбежал к окну, встал сбоку, чуть-чуть отодвинул ветхую занавеску и осторожно выглянул наружу. В конце улицы происходило какое-то движение, внизу, под фонарем, о чем-то переговаривались трое в полицейской форме. Он опустил занавеску.