– С удовольствием.

Княжна позвонила в серебряный колокольчик, стоявший рядом с ней на столике.

– Когда ты приехала в Смирну?

– Сегодня. Я к вам прямо с парома. Скажите, княжна, а почему ваш деймон ушел?

Услышав, как открывается дверь, старая леди предостерегающе подняла руку.

– Чаю, Хамид, – сказала она дворецкому.

Тот кивнул и снова вышел. Некоторое время княжна прислушивалась. Убедившись, что слуга ушел, она снова повернулась к Лире.

– Это был черный кот, необычайно красивый. Он бросил меня, потому что полюбил другую. Танцовщицу из ночного клуба. Она его просто обворожила.

«Танцовщица» прозвучало в ее устах немногим лучше, чем «проститутка». Лира промолчала, но была заинтригована.

– Ты, должно быть, задаешься вопросом, – продолжала княжна, – как его вообще угораздило познакомиться с такой женщиной. При обычных обстоятельствах ее круг общения действительно не мог бы пересечься с моим. Однако у меня был брат, совершенно ненасытный в своих телесных аппетитах и причинявший семье немало хлопот поразительной склонностью к мезальянсам. Однажды он привел эту женщину на суаре, даже не пытаясь скрыть, кто она такая. «Эта юная дама – моя любовница», – сообщал он каждому, кого встречал. И, надо отдать ей должное, она была на редкость изящна и хороша собой. Я и сама почувствовала ее привлекательность, а мой бедный деймон потерял голову вмиг.

– Бедный деймон?

– О, мне было его так жалко! Подумать только – попасть в зависимость от женщины такого сорта! Это было чистое безумие. Я чувствовала все, что с ним творится, и, конечно, пыталась говорить с ним об этом, но он не желал ничего слушать. Не желал даже попытаться обуздать свои чувства. Впрочем, думаю, они и не поддавались контролю.

– А ее деймон?..

– Мармозетка или вроде того. Ленивый, тщеславный и напрочь лишенный любопытства. Мой брат продолжал водить эту девицу в оперу, на скачки, на приемы… И всякий раз, когда я тоже там присутствовала, мне приходилось искать ее общества, потому что этого страстно желал мой деймон. Это было невыносимо. Он терся возле нее, подбирался так близко, как только мог, шептал ей на ухо, – а ее собственный деймон только равнодушно зевал и прихорашивался, не обращая на все это внимания. В конце концов…

Тут дверь открылась, и княжна умолкла. Дворецкий поставил на столик справа от нее поднос, поклонился и вышел, и только тогда она закончила фразу:

– В конце концов об этом узнали все. Я стала притчей во языцех. И мне было очень, очень плохо.

– Сколько вам было лет?

– Девятнадцать, а может быть, двадцать, уже не помню. Если бы все шло как положено, я уже должна была бы принять ухаживания одного из тех молодых людей, которых мои родители считали подходящей парой, и выйти замуж. Но в такой абсурдной ситуации это стало невозможным. Я превратилась в посмешище.