– Я не стану заставлять его сражаться, – сказала бабушка. – Неужели ты откажешь сыну в праве на половину его наследия?

Я не услышал ответа матери, но, когда шел в лес вслед за бабушкой, спотыкаясь и не до конца проснувшись, по едва заметной тропе, я понял, о чем, возможно, шла речь.

В чаще перед нами появились связанные между собой бревна. Тропа вела к ивовым воротам, старым и хрупким, заброшенным много лет назад, однако их охраняли три каменных волка. Один стоял посреди тропы. Остальные сидели с двух сторон от ворот.

– Храм Пламени, – сказала бабушка и указала на двух одинаковых волков. – Окара и его сестра Толлу. Их мать, Волчица Атери, подруга огня. Запомни их имена, мальчик.

Я всегда был для нее мальчиком. Она никогда не называла меня моим сиенским именем.

Мы с бабушкой прошли мимо волков. Я шарахнулся от них, однако запомнил имена, как она велела. Атери стояла, опустив голову, приготовившись к атаке. Толлу выглядела спокойной и гордой, с укороченной морды смотрели пронзительные глаза; Окара показался мне самым страшным из всех. На его морде я видел многочисленные шрамы, один из которых пересекал правый глаз, волк злобно скалил зубы. Позднее бабушка рассказала мне истории про этих странных богов – о мудрости Атери, благородстве Толлу и коварстве и жестокости Окары. В ту ночь она провела меня за руку – крепко, но нежно, – мимо волков-богов, через ворота, в храм.

Лунный свет смягчал красную и желтую краски Храма Пламени. Бумажные ширмы давно повесили на окна, и бо́льшую их часть покрывали дыры, а одна образовалась после упавшего стебля бамбука. Колония летучих лисиц цеплялась за скобы в потолке и наблюдала за нами блестящими глазами. Внутри сильно пахло гуано.

Бабушка подвела меня по ступенькам к алтарю в центре храма. Она распустила волосы, и ее рыжие, тронутые сединой локоны упали на плечи.

Как у всех детей сиенцев, голова у меня была выбрита по бокам.

Бабушка нахмурилась и развязала мой пучок волос, так похожих на ее, но тщательно расчесанных по настоянию отца, – они рассыпались и щекотали уши.

Бабушка рукой стерла с алтаря накопившуюся за годы пыль, но не стала наводить в храме порядок, что резко контрастировало с ритуальной любовью сиенцев к чистоте, отличавшей и моего отца. Наши богослужения были связаны с ароматическими палочками, изящными резными и раскрашенными идолами, а также храмами, которые убирали, полировали, чистили и раскрашивали старательные монахи.

В сознании сиенцев богослужение не могло начаться, пока мудрецам не будет оказана заслуженная честь и их не пригласят в священное место.