Вульф

Я пристально смотрю на человека, который называет себя Стерлингом. За последний час действие яда начало сходить на нет. Алекс стал моргать и смотреть по сторонам. Он подергивает пальцами, будто проверяет, вернулись ли силы в его руки, но они, как и ноги, остаются вялыми, даже когда я втыкаю лезвие ножа в его кожу. Я полагаю, что невозможно не проявить реакции на боль, если ты не парализован.

Дышит он, кажется, тоже нормально.

Я бросаю взгляд на Джейса, затаившегося в тени, в которого ввели тот же яд, но, видимо, меньшую дозу. Потому что, по его словам, он мог продолжать нормально дышать, хотя вначале лежал полностью парализованный и с закрытыми глазами. Кора сидит на полу, положив голову на ногу Джейса, а Аполлон стоит рядом со мной и точит свой нож. Он попеременно проводит лезвием по точильному камню, а затем по костяшкам своих пальцев. Довольно старый метод затачивания, если хотите знать мое мнение.

Я наблюдаю за ним около минуты, ведь именно Аполлону пришла в голову идея подвесить нашего пленника прямо в центре бойцовского зала на Олимпе. Мы расстелили под Алексом брезент и стянули его руки и ноги веревкой, которая тянется через всю комнату. Его ноги оторваны от земли, а тело поддерживают несколько веревок, которые опоясывают бедра подобно ремням безопасности. Когда мы их перережем, в теле Алекса начнется настоящая агония. Его вес будет давить на запястья, локти и плечи, и что-то из этого обязательно сломается.

Спустя какое-то время к Алексу возвращается речь, и, облизывая губы, он начинает задавать бесконечные, бессмысленные вопросы. Зачем он здесь? Что мы планируем с ним делать?

Я смотрю на него, пока он снова не замолкает, и внезапно чувствую, как теплая маленькая мягкая ладонь скользит в мою. Я смотрю на Кору, которая, обхватив одну из моих рук, прижимается к ней и кладет лоб на мой бицепс, пряча от Алекса лицо.

– Что случилось? – шепчу я ей в волосы, и она вздыхает, а я чувствую ее теплое дыхание на своей руке.

У нее наверняка есть раны, о которых она нам еще не рассказала, но я ни о чем не спрашиваю. Если она ни на что не жалуется и все еще дышит, двигается и говорит, то все расспросы могут подождать, пока мы не закончим.

– Он убил моих родителей, – говорит она, и у меня внутри все переворачивается.

Я уже догадывался об этом, но подтверждение чертовски ранит.

– Что ты хочешь с ним сделать?

Кора поднимает голову и встречается со мной взглядом. Она не пытается скрыть свое лицо за какой-то маской равнодушия, и я открыто вижу все ее страдания. Я не могу представить, с какими ужасами она столкнулась из-за Паркера и Алекса, но хочу об этом знать. Хочу, чтобы она рассказала мне о каждой секунде, проведенной там, чтобы я мог забрать или хотя бы разделить с ней эту боль.