В голове у Земолай хранилось много конфиденциальной информации. Стоило Меха Водайе хоть на миг заподозрить, что такой препарат существует вне ее контроля, она бы убила Земолай на месте. И не только воины принимали мехалин для поддержания своих дополнительных возможностей – каждый раненый работник, каждый модернизированный техник, каждый гражданин Радежды, стремившийся к богоподобному совершенству.

Мятежники овладели кое-чем помощнее любого оружия.

У них появилась медицинская независимость.

– Гальяна, подожди нас!

В комнату вбежали еще несколько молодых рабочих, исполненных беспокойства – и таких юных! Ее похитила банда детсадовцев.

Всего их было четверо, в разных стадиях модификации. Земолай мельком отметила длинные ноги, оптику, механические пальцы – приживленные, а не протезы.

(Она снова машинально запоминала, фиксировала, отмечала точки давления и штифты.)

– Тебе не следует приходить сюда в одиночку, – прошептала одна из них, явно с упреком.

– Одной лучше, чем вчетвером, – процедила в ответ Гальяна.

Это выглядело бы забавно, будь Земолай в настроении посмеяться.

– Я Гальяна, – повторила девушка, прикрывая нервозность болтовней, затем по очереди указала рукой на каждого. – Это Хай Элени.

Которая упрекала. Элени отличала кряжистая, по-матерински широкобедрая фигура и фиолетовый отблеск в темных волосах. Явно старше остальных, то есть ей где-то за тридцать (со временем Земолай становилось все труднее определять возраст).

– Это Завет Тимьян.

Худющий, не от мира сего, он прижимал к узкой груди блокнот в кожаном переплете. На встревоженном лице сверкали серебром большие усиленные глаза. Имя дано по рабочему округу, но щуплая фигурка и высококачественные оптические импланты кричали о библиотеке. Земолай не купилась.

– А это Хай Рустайя.

Последний мятежник больше соответствовал ожиданиям Земолай. Модификации у него были дешевые и сляпанные на скорую руку. Уродливые, практичные заплатки свидетельствовали о ремонте за счет завода: скелетообразные ноги, два лишенных плоти пальца. Широкоплечий, с резко очерченными темными бровями, напряженный, недоверчивый. Это тело рассказывало мрачную историю насилия, которая стала бы хитом на меха-вечеринках. Злые, нервные дети – вот они кто.

Чего бы ни ожидала от нее ясельная команда, но всяко не молчания. Они переминались, переглядывались, наполняли воздух между собой старыми спорами и новыми тревогами. Земолай представляла, сколько времени, расходов и риска потребовала ее – как это назвать? – реабилитация. И причина, по которой они стремились ее исцелить; причина, по которой они решились предоставить ей, заложнице, всю эту информацию, тем самым выказав доверие, могла быть только одна.