– Меня удивляет, что ты так беспокоишься о Пенелопе, учитывая, что она предала твою любимую Клитемнестру.

– Она приняла решение, которое должна была принять царица, – отвечаю я, выпускаю изо рта горестные слова. – Она приняла единственное решение, которое могла принять царица. Из трех цариц Греции: Елена предала свой трон тем, что решила любить как женщина; Клитемнестра решила быть женщиной, матерью, любовницей и царицей, горела ярче всех и не могла долго прожить, ведь ее было так много, она была слишком прекрасной, слишком великой для этой земли; а вот Пенелопа… Пенелопа – это та, которая пожертвовала всем, чтобы быть царицей и ничем более. Это… ранит меня, я хочу, чтобы было иначе, но это я тоже могу полюбить.

Афина кивает. Кивок у нее резкий – вверх-вниз. Потом говорит:

– Будет кровь. Менелай не смирится с тем, что племянник занял микенский трон, так легко, как ты, может быть, предполагаешь. Он пятьдесят лет копил обиды на брата и на всех родичей брата. А Троя только усилила его властолюбие.

– Ты будешь противодействовать ему, если он решит воцариться в Микенах? – спрашиваю я, и она тут же качает головой.

– Я не могу растрачивать свое влияние, по крайней мере сейчас, пока Одиссей все еще пребывает на острове Калипсо. К тому же за Менелаем уже давно стоит Арес, а двум богам войны нехорошо сталкиваться напрямую. Когда для юного Ореста наступят последствия – а они наступят, – будь готова к этому.

Я недовольно хмурюсь, но не отвечаю. Брат шлет мне вести из подземного мира: «Эринии, эринии, я слышу шорох их крыльев!» – восклицает он, но пока мне не до этого. Сейчас я не могу этим заниматься.

Краем глаза я вижу движение, чувствую, как меняется воздух, густеет, будто при виде какой-то власти и мощи сама земля задержала дыхание. Афина надевает шлем, и ее лицо меняется, плечи становится шире, руки – сильнее. Она поднимает свое копье и разминает шею. Она указывает концом копья на морской горизонт, и воздух гудит и волнуется вокруг острия. Я смотрю, куда она показывает, и вижу три корабля, которые скользят по горизонту, неся иллирийские паруса и греческих воинов, и направляются под серебряным светом луны к Итаке.

Глава 49

Глава 49

Под полной луной подходят разбойники.

Они примерно представляют, куда плыть, им сообщили вестники, ждавшие на пути в гаванях восточного побережья, но, как и раньше, они держат путь на огонь, который зажигает для них на утесе Минта. Он машет горящим факелом, глядя на море, и через некоторое время корабли отвечают, повернув носы к темному берегу.

Во дворце Одиссея орут женихи, льется рекой вино, на кон ставятся, проигрываются и выигрываются большие мечты и мелкая собственность. Меланта уворачивается от руки мужчины, который хочет схватить ее за подол. Автоноя бренчит на лире. Пенелопа смотрит в никуда, будто грезит наяву. Андремон сидит чуть поодаль, наблюдает, по лицу бродит улыбка, которую он не в силах скрыть.