Из великих мужей Итаки, которые собрались здесь, первым к трупу подходит Пейсенор. У старика блестят глаза, будто кровавый смрад пробудил его от месячного сна, и теперь он протягивает руку к предмету, висящему на рассеченной шее Минты, и срывает его.

Подходят остальные, Эгиптий и Медон наклоняются, чтобы рассмотреть. Пенелопа стоит в стороне, чтобы запах крови и зрелище бойни не оскорбили ее нежных женских чувств; но она не сводит глаз с группки мужчин.

Это камешек не крупнее мужского большого пальца, с просверленной дыркой, в которую можно просунуть кожаный шнурок.

– Этот камешек, – бормочет кто-то, – этот камень, я его видел раньше. Странное украшение.

– Это камень из руин Трои, – отвечает Медон, холодея, как зимняя ночь. – Такой же носит Андремон.

Вороны клюют тела, лежащие на кораблях, а женщины Итаки собираются на краю берега, но не поют песен.

К тому времени, когда мудрые мужи Итаки маленькой, слегка сбитой с толку процессией возвращаются во дворец Одиссея, уже за полдень. Женихи собрались во дворе, уловив слух о новом кровопролитии, новой битве, ждут, чтобы узнать, что захвачено, что сожжено. Но потом пришли другие вести, странный шепоток: нападавшие уничтожены, их тела валяются на кораблях, это чудо, ужасное, чудовищное чудо.

Телемах широким шагом выходит встретить приближающееся шествие.

– Что произошло? – рявкает он. – Кто убит?

– Разбойники мертвы, – отвечает как в тумане Эгиптий. – Они все мертвы.

– Что? Как они погибли?

Эгиптий просто качает головой, ибо у него нет ответа.

Телемах обращает взор на Пейсенора, тот тоже качает головой. Медон проталкивается вперед; нет времени для вопросов о священном или святотатственном.

За ними везут тело Минты. Его положили на телегу, запряженную ослом, кое-как завернули в обрывок испачканного кровью паруса. Его кладут на землю во дворе перед залом Одиссеева дворца, и женихи постепенно собираются вокруг – и наконец все пространство от стены до ворот забито людьми, желающими видеть, что происходит. Пенелопа учтиво стоит, окруженная служанками: лицо занавешено покрывалом, голова опущена, руки сложены. Ее сын стоит на другой стороне двора с мечом на поясе, оглядывая собравшихся убийственным взором пустынного солнца.

Медон откидывает смятую влажную ткань с лица Минты и с удовольствием слушает аханье и шепоток, пробегающие по толпе женихов.

– Налетчики уничтожены, – объявляет он, наслаждаясь наконец-то тем, что кто-то готов слушать его выступление. – Этого человека нашли среди них. Многим из вас он знаком. Это побратим Андремона.