Сородичи уверяли: нужно смириться и не надеяться оказаться среди высших, а после того как я смог доказать обратное — братья не поддержали. Они предпочли стать предателями.

Когда я был молод и учителя Обители хвалили за очередные успехи, то в мечтах представлял, как отправлюсь в высший мир, как найду отца и как воссоединюсь с Творцом. В итоге оказалось, что происхождение не позволяет даже покинуть Обитель.

Быть другим — значит быть изгоем. Я стал одним из тех, кто не желал приспосабливаться к той унизительной жизни, неотвратной судьбе, какой окрестили и заставили принять при рождении. Понял, что обрести свободу получится, только если послать в бездну одобрение окружающих.

Я начал игру… опасную. Игру, которую мог начать лишь тот, кому неведомо чувство страха, но риск мог окупиться величием, справедливостью и возмездием. Да, я начал эту игру и был близок к победе! Но проиграл...

Теперь прибудут серафимы и решат мою судьбу. Я ждал, хоть и понимал, что именно со мной сделают — разорвут душу на миллионы осколков.

Это конец.

Не вмешайся Феликс, всё бы получилось. Единственный, кто знал правду и от кого я избавился. Стер. Судья не должен был вернуться, не должен был помешать. Его не существовало! Его душа не подавала ни одного признака жизни: ни призраком, ни человеком.

Но нет… Феликс умудрился выжить. И разрушить всё то, что я планировал веками.

***

Рауль стоял у входа в карцер и, раскручивая огненный кинжал, жаловался напарнику на сырость и запах гниющей плоти. Увидев гостью, он выпрямился и перегородил путь.

— Стоять! Кто такая? Вход закрыт по приказу Трибунала, — проговорил Рауль, изображая свирепый вид.

Напарник пригрозил незнакомке острием копья из серебристого родия.

В ответ девушка так звонко расхохоталась, что под мостом встрепенулась мертвая тишь.

— Соблюдай субординацию, асу́р-страж, — проворковала гостья, нарочито красуясь. Как и положено херувимам, она носила на лбу обруч с символами, обозначающими умения по управлению материей. Золотое украшение сверкало от поцелуев пламени. Девушка ступала беззвучно — падением хлопьев зимой, но ее крылья колыхались и шелестели темными перьями.

— Вход закрыт, — повторил Рауль сквозь зубы. — Как асурам, так и херувимам.

Она усмехнулась, взмахнула тициановыми волосами. Крылья расправились, и гостья поднялась на три метра ввысь, прокрутилась в воздухе и свистящим вихрем сбила стражей с ног.

Лицо Рауля перекосило. Он завопил во всё горло: камень затянул в свою плоть ступни и колени. Хруст костей въелся в уши. Не только говорить, даже слышать и держать глаза открытыми стало невыносимо больно.