На брусчатке, возле того места, где только что находился чудовищный див, лежал Владимир. Точнее, то, что от него осталось.

Рук и ног больше не было, только из плеч торчали кости с ошметками мяса на них, вместо лица застыла корка запекшейся крови. Внутренности из распоротого живота растянулись на пару метров. На коленях перед ним стоял Мончинский. Губы его шевелились, он что-то шептал. Потом его рука метнулась к лицу раненого дива.

Аверин бросился к нему. И, оказавшись рядом, наклонился и услышал, что Сергей читает заклинание сна.

– У вас есть капсулы для лечения? – спросил Аверин.

– Да… я выдавил их… ему в рот… я усыпил, иначе… он так слаб… – Мончинский замотал головой и продолжил читать заклинание.

Да… крови из капсул однозначно было недостаточно. Или процесс зашел уже слишком далеко.

– Вам лучше будет отойти, всем, – раздался спокойный голос Иннокентия. Аверин поднялся.

– Он умирает, – пояснил див, – я должен действовать по инструкции. Его память нельзя потерять.

За спиной Аверина раздалось шипение, переросшее в рык. И между телом Владимира и Иннокентием появился Кузя.

– А ну не смей! – хрипло прорычал он и показал клыки. – Я не позволю тебе сожрать моего друга! Да? – Он повернулся к хозяину в поисках поддержки. Аверин сделал несколько шагов и встал рядом с дивом, пристально глядя на Иннокентия. Но тут заговорил Мончинский:

– Какая, к чертям собачим, «инструкция»? Он жив. И он выживет, – спокойно и твердо сказал колдун. – Гермес Аркадьевич, дайте ваш кинжал.

– Что происходит? – спросил подошедший Булгаков, но увидел Владимира, и его брови дернулись вверх.

– О господи… Он… выживет?

– Иннокентий считает, что нет. Сергей Дмитриевич – что да, – сказал Аверин, доставая из ножен кинжал.

– Иннокентий, отойди, колдуну виднее. Сергей Дмитриевич, это очень опасно, он может напасть… вернее, он точно нападет, – Булгаков указал на Владимира.

– Значит, жить будет, – кривая усмешка скользнула по губам Мончинского, он взял кинжал и полоснул себя по руке.

– А ну-ка, держите его, – велел Аверин Иннокентию и Кузе.

Владимир, несмотря на усыпляющее заклинание, зашевелился. Иннокентий вопросительно посмотрел на хозяина, и Булгаков кивнул.

И вовремя. Едва Кузя и Иннокентий прижали Владимира к земле, его тело задрожало, а голова дернулась вверх.

– Не трать силы, – проговорил Мончинский и поднес руку к тому, что осталось от губ дива. И только вскрикнул и сжал зубы, когда здоровенные клыки впились ему в запястье.