Мы действительно свернули на лестницу, не доходя до покоев Бальтазара Тоссы. Сердце отбивало бешеный ритм.

Начался спуск в тусклую, зловонную мглу, где раздавались всхлипы, стоны и приглушенные мольбы узников.

Я почти ослепла в своем мешке. И только рука Мадса не давала мне покатиться с лестницы.

Кажется, впереди маячило светлое пятно.

– Это ты, Мадс? – раздался зычный мужской голос.

– Кто еще, – грубовато ответил мой спутник.

– Кого это ты ведешь? Нас не предупреждали. Что за девка?

– Мне придется тебя убить, если я назову имя. Приказ.

– Что натворила-то? Целительница?

Молчание.

Ну, все. Попались. Сейчас с головы сорвут мешок… Очень удобно. Мы как раз в темнице. Достаточно посадить в камеру и все. Вот Бальтазар Тосса посмеется.

Но голос сказал:

– Ладно, запишу как обычно: Элена Хальма. Будет Элена Хальма восьмая.

– Я буду с ней работать, – сказал Мадс. – Не надо нас беспокоить.

– Да я никогда, – в голосе охранника слышался не то чтобы страх – настороженность.

– Светильник! – приказал Мадс. – Да поярче. Пусть увидит инструменты.

«Силуэт» передал Мадсу яркий сгусток света. Конечно, это был обычный магический светильник, но сквозь мешок казалось, что миниатюрное солнце.

Мы миновали еще несколько «силуэтов», которые вежливо приветствовали Мадса. Тот обменивался с ними дежурными фразами.

Его совсем не трогала гнетущая атмосфера вокруг. А ведь он тоже провел какое-то время в камере. Его пытали.

Когда мы отошли от охраны, Мадс избавил меня от мешка. Не знаю, как он ориентировался в бесконечных закоулках, поворотах. За одной железной дверью, которую мы прошли, раздался звериный рык, и кто-то бросился на дверь. Заскрежетало.