Он посмотрел на ветви, которые принес сам: грубо сломанные, почти облетевшие и без всяких лент. Положил их рядом с букетом леди, выпрямился.

— Мне жаль, — сказала магичка, которую он никак не мог себя заставить называть по имени, да и не стоило привыкать, пожалуй. — Она была очень храброй, капитан. И любила вас.

— Да, — уронил Эйнар.

Холодный ветер, задувавший сюда, становился все злее, и Эйнар, повернувшись, глянул на леди. То, что показалось ему плащом, было черной бархатной накидкой, слишком легкой для наступившей зимы. Ее синяя накидка была гораздо теплее, но яркого праздничного цвета, а магичка пришла к могиле, надев траур, и сейчас побледнела от холода.

Сняв куртку, Эйнар набросил ее на плечи леди и запахнул внахлест, благо ширина еще как позволяла.

— Капитан… Вы замерзнете!

— Я? — хмуро уточнил Эйнар. — Миледи, кто из нас северянин?

— Вы, — вздохнула магичка. — Благодарю.

Толстая дубленая кожа со стальными накладками на узких женских плечах выглядела странно, но леди это не портило. Напротив, тонкое бледное лицо казалось еще нежнее. Длинные светлые ресницы, узкие бледно-розовые губы, короткая, но толстая коса, пушистый кончик которой так и тянуло пропустить между пальцев. Эйнар скосил глаза вниз и подумал, что армейские сапоги — вещь надежная, однако все же стоит увести леди в тепло. Но как? Не подумает ли она, что ее гонят от могилы?

— Знаете, капитан, — сказала магичка, придерживая куртку рукой, — я думала, что три года брака и жизнь в крепости будут совсем иными. Пустыми, бессмысленными, одинокими… Да, у меня еще оставались месть предателю, забота о сестре и немногие друзья, но я считала, что этого мало. Высокомерная дура…

— Не говорите так, — попросил Эйнар, борясь с желанием подхватить ее на руки, чтоб не стояла на промерзших камнях, источающих холод. — Вы делали, что могли.

— Я не видела вокруг себя настоящей жизни, — возразила она. — Это Драконий Зуб и его люди отогрели меня, научили заново ценить все, что у меня есть, принимать помощь и заботу, делиться тем, что я могу отдать в ответ. Тибо, Лестер, Молли и Селина, Илинка с Валем. Они все учили меня доброте и терпению, великодушию и честности. Даже ваша дочь преподнесла мне пару важных уроков. А ваша жена… Она не просто подарила мне жизнь — я теперь никогда не посмею пожаловаться на скуку, одиночество или слабость. Это будет оскорблением ее памяти.

— Вы бы ей понравились, — тихо сказал Эйнар. — Да так оно и случилось. Она… всегда и всем хотела счастья. И очень любила делать подарки.

Они стояли молча — говорить больше было не о чем. И Эйнар будто в первый раз смотрел на женщину, которую и королевская воля, и разрешение Мари быть счастливым предназначали ему, если только она сама была на это согласна. Смотрел и не мог задать один-единственный вопрос, от которого зависела вся его жизнь: согласна ли она стать его женой по-настоящему?