Светлый фон

Рес! Все-таки невозможность пользоваться магией плохо на него влияет. Или это долгое отсутствие женщины сказывается? Да нет. Магия. Проклятый Дарвен! Крепко запечатал, не сломать.

Вспомнился пустой кабинет, антимаг в тонких изнеженных руках, злорадный взгляд старого врага, высокомерный голос, роняющий слова заклинания…

– Лорд Каллеман, у нас мало времени, – голос Эви звенит взволнованным колокольчиком, мешает думать, мешает принять решение, будит в душе то, чего там и быть не должно.

– Помолчи, – оборвал он девицу.

Получилось резко, и Эвелин вздрогнула, а в глазах у нее появилось такое выражение, будто он ее ударил.

Рес! Не хотел же пугать…

На душе стало горько.

– Я ценю твою готовность помочь, Эви, но ты действительно уверена?

Эрик жестом остановил попытавшуюся что-то сказать девицу и продолжил:

– Сейчас тебе кажется, что ты совершаешь благородный поступок, – несусветная глупость, между нами, эта ваша женская жертвенность. А вот потом, когда повзрослеешь и поймешь, что на всю жизнь оказалась связана с совершенно неподходящим человеком, будет уже поздно что-либо исправлять. В итоге – недовольство, истерики, обвинения, загубленная жизнь. Нет, Эвелин. Тебе это не нужно.

Он говорил, и сам себе удивлялся. Зачем отговаривает? Почему сомневается? Разве интересы дела не выше обычных человеческих эмоций? Выше, он всегда это знал.

– А что мне нужно? – неожиданно резко спросила девица. – Вы можете сказать? Вы способны решить за меня?

Он отвлекся от своих мыслей и с удивлением посмотрел в горящие негодованием глаза. Эвелин раскраснелась, сжала в кулаки маленькие ладошки и подалась вперед, приблизившись к нему настолько, что он разглядел едва заметные веснушки на ее вздернутом носу.

– Всю жизнь за меня решают другие, – не унималась Эви. – Городской совет Аухвайне, леди Вонк, леди Штолль. И вот, когда я сама приняла решение, когда захотела сделать хоть что-то по-своему, вы убеждаете меня, что я глупая и не знаю, на что иду!

Голос девушки дрогнул, в травянистых глазах закипели слезы, и Эви закусила губу, видимо, изо всех сил пытаясь не разрыдаться.

А его будто под дых ударило. Смотрел на хрупкую, словно светящуюся изнутри девушку, и не помнил больше ни о доводах разума, ни о совести, ни о последствиях. Гори оно все черным пламенем! Однажды эти губы уже касались его с неподдельной нежностью, он вспомнил это так отчетливо и ясно, что последние сомнения отпали. Ему не привиделось. Это было.

И он потянулся к этим губам, шагнул вперед, накрыл их своими и ощутил, как дрогнули они в ответ, раскрылись, позволяя ему… Позволяя все.