– Скорее всего. Однако она желает показать себя, чтобы доказать свою преданность.
Чеда обернулась к ней.
– Ты о чем?
Заидэ нахмурилась, и полумесяц, вытатуированный между ее бровями, пошел складками.
– Сумейя не рассказывала тебе, как Индрис стала Девой?
– Нет.
– Ты ведь слышала о пожаре на рынке специй в прошлом году?
Не просто слышала. Видела. Была там, в ловушке, пока Серебряные копья не спасли всех.
– Слышала.
– Девой, сгоревшей в тот день, была Велири Кагиль’ава.
Видение горящей крепости вспыхнуло в памяти Чеды так ярко, что она поморщилась. Велири погибла, спасая Короля Кулашана, – выбила камень из стены, чтобы он смог сбежать. Ее упорство и сила казались тогда Чеде нечеловеческими.
– Индрис – сестра Велири, – продолжила Заидэ. – Однажды она перерастет свою самоуверенность и дерзость, однако память о сестре останется жить в ее сердце. И сомневаюсь, что Индрис сможет выйти из тени старшей сестры. Представь, каково ей: Велири была всеми любима и погибла геройской смертью. И вот ее младшая сестра, и не мечтавшая раньше надеть черные одеяния Дев, берется за шамшир. Конечно, она думает, что должна приумножить славу старшей.
Чеда едва не поморщилась от внезапной боли в руке и быстро отвела ее за спину, чтобы незаметно помассировать запястье.
– Почему ее выбрали?
– Предложить черный клинок семье, потерявшей Деву, это дело чести. К тому же Короли, кроме всего прочего, ценят в послушницах железную волю и жажду мести.
– А ты с ними согласна?
Это был опасный вопрос. Чеда все еще не понимала до конца, чью сторону Заидэ занимает в великой борьбе за Шарахай. Но Наставница лишь пожала плечами.
– Кто я такая, чтобы обсуждать волю Королей?
Хусамеддин к тому времени закончил историю шамшира Индрис, которая – тут Чеда не сомневалась – включала и подвиг Велири в борьбе с Воинством Безлунной ночи. Но правильно ли это было – передавать младшей сестре меч старшей? Что почувствует Индрис, взяв его в руки? Не загонит ли себя в попытках дотянуться до Велири?
Хусамеддин вложил клинок в ножны и передал Индрис. Та немедленно вынула его, рассматривая черное лезвие на свету с таким лицом, будто не существовало чести выше.