Женщина закатила глаза, что я решила считать подтверждением.

– Главный дом? – спросила я.

Мы находились в комнате домашней рабыни, где было все необходимое, чтобы держать меня взаперти. Не в темнице – отдельном здании на территории усадьбы.

– Тебя хотят держать под рукой. Вот поэтому я тут и убираю твою блевотину. Обычно это не входит в мои проклятые обязанности.

Мощное движение швабры запустило небольшую волну разбавленной водой рвоты, и край моей рубахи промок. Я отпрянула в сторону:

– А кто…

– Чтоб ты знала, моя дочь погибла из-за тебя, – отрезала женщина, не глядя на меня. – Сначала ей отрубили руки. Я слышала, их послали тебе.

Я захлопнула рот, грудь пронзила боль. Я думала об этих руках каждый день.

– Прости.

Женщина пожала плечами:

– Твое «прости» ничего уже не изменит.

Я попыталась дотянуться до нее магией и сразу поняла, почему в голове стоит густой туман; я не распознала это ощущение раньше только потому, что совершенно не понимала, что происходит. Меня одурманили храксалисом. Судя по всему, в крови его просто огромное количество.

– Тебя скоро не станет, – продолжала женщина, снова шлепая шваброй по плитке. – Думаю, так будет лучше для всех. Пусть все вернется как было. В те времена, когда тебе отрезали руки только за кражу, а не потому, что какая-то нахальная низеринская сука решила начать проклятую гражданскую войну.

Я могла сказать женщине, что уже поздно. Даже если я сегодня умру, огонь разгорелся так сильно, что его уже не потушить. Слишком многие пылают гневом, чтобы все вернулось как было.

– Как звали твою дочь? – спросила я.

– Сален. – Ее движения на долю секунды замедлились.

– Красивое имя.

Глаза женщины метнулись ко мне, будто я сказала что-то ужасно обидное. На ее лице застыла ярость. Затем она вернулась к уборке, еще раз провела шваброй по полу и с громким всплеском уронила ее в ведро.

– Глупая и вспыльчивая девчонка. Думала, ты делаешь чудесное дело. Горой за тебя стояла. До самого конца.

Ржавые колесики завизжали, когда она потащила ведро с водой к двери.