А все же… ей повезло.

В отличие от…

Она мысленно отвернулась. Нет. Надо пройтись.

Она накинула халат, запахнула поплотнее, чтобы прикрыть ожоги под горлом, и тихо вышла. Босые ноги шлепали по мрамору полов. Портреты на стенах провожали ее неодобрительными взглядами.

Она прошла в тронный зал. Зал был красив. Дальнюю стену украшали большие витражные окна. Днем они заливали все подкрашенным стеклами солнечным блеском. Сейчас на полы лился траурно-голубой лунный свет. Мир выглядел ледяным.

У подножия лестницы Нура остановилась и обернулась. Сердце на миг подкатило к горлу. Но она сглотнула и стала подниматься на возвышение. Медленно опустилась на трон.

С него открывался поразительный вид. Под ней лежал весь тронный зал, тончайшая мозаика полов. Окна ломали и разбивали на осколки лунные лучи.

И полная тишина. Если не слышать голосов призраков.

Изящная серебряная корона лежала рядом с троном. Нура взяла ее и надела на голову.

Так она сидела здесь днем. Тогда ее так трясло и колотило, что не осталось мыслей. Теперь мысли не шли из головы. И она не знала, что хуже.

Она твердила себе, что поступила правильно.

Фейри идут – хуже, они уже здесь. Они унесли жизни ее народа. Ара не выживет без сильного, решительного вождя. Она это знала. Знала костями.

Она поступила правильно.

Но здесь что-то таилось в тенях, нависало над ней. Уголком глаза она иногда видела – вот он стоит, Макс, и лицо такое же, с каким он слушал ее приговор.

Она запустила руку глубоко в карман, нащупала грубый шов. И там же – холодный осколок кристалла. Лед Морриган. Неограненный.

Она вытянула руку, взглянула на ладонь с ожерельем и вспомнила подарившую его женщину. Та женщина ее любила – как никто больше не любил. Любила, когда она так нуждалась в матери.

Будь эта женщина жива, она бы не полюбила нынешнюю Нуру. После того, что она сделала с ее сыном, – нет.

Может быть, Нура и не заслуживала любви. Может быть, любовью тоже придется пожертвовать.

Она отбросила эту мысль. Сжала пальцы в кулак и давила, давила, пока кристалл не хрустнул, порезав ей ладонь. Когда она разжала руку, на ней лежали окровавленные осколки.

Она уронила их на пол.