И в этот момент я возненавидел свой дом.

После гибели семьи несколько лет выпали из моей жизни – я потратил их на наркотики, вино и бесцельное блуждание по миру. Можно сказать, я выбрал неторопливый способ самоубийства. И когда я наконец покончил с саморазрушением, то построил домик, как можно дальше от остального мира, чтобы ни о чем не беспокоиться. Я посадил несколько сотен цветов в твердой уверенности, что больше ни в чем не нуждаюсь. «Цветы намного лучше людей, – убеждал я себя. – За ними проще ухаживать. Они предсказуемы и гораздо более красивы».

И уж тем более цветы были не способны на то, что натворила Тисаана. Они мирно сидели в земле, покачивались на ветру и не собирались идти и продавать свою душу организации, которая разрушила мою жизнь. Мне не приходилось бегать за ними и умолять их не заключать договор крови с Зеритом Алдрисом.

Но они также были неподвижны и молчаливы. С ними было проще, не спорю, но они не рассказывали шепотом по ночам истории о затерянных землях, не шутили и не смеялись. Они были предсказуемы, но в них не жила мечта о светлом будущем, стремления, надежды. Их красота не могла сравниться с живой красотой Тисааны – красотой, которая менялась каждый раз, когда я смотрел на девушку, будто открывая новые захватывающие грани выражений.

Я продолжал стоять в саду, пока меня не затошнило от собственной самозабвенной трусости.

Много лет я провел, купаясь в самодовольной уверенности, что получил моральное превосходство над остальными людьми только потому, что спрятался от жестокого, порочного и запутанного мира.

Да уж, моральное превосходство. Я сидел здесь в полном одиночестве, в окружении цветов, пока Тисаана страдала. Обосновался в местечке, которое за последние месяцы стало и ее домом, а сейчас решил вернуться к бессмысленной жизни и убедил себя, что больше все равно не могу ничего предпринять.

Я рухнул на колени. И еще полчаса сидел так, пытаясь примириться с тем, что собираюсь сделать.

Когда я встал, решение было уже готово.

Сейчас Тисаана спала, прижавшись к моей груди. Слишком хорошо помня время, проведенное с Решайе, я понимал: ее состояние скорее похоже на беспамятство, чем на сон. Иногда я прижимал пальцы к внутренней стороне ее запястья, ощущая слабое биение пульса под теплой кожей.

Мне понадобилась неделя, чтобы привести в порядок все дела, собрать необходимые припасы и все устроить. В каком-то смысле я боялся приезжать сюда. Но в глубине души испытывал странное, первобытное чувство облегчения, когда она прижималась ко мне. Как будто недостающий фрагмент головоломки наконец-то встал на свое место.