– Когда он узнает, что похитители тебя убили, он придет в такую ярость, что всю армию мне отдаст, и я смогу делать что захочу.
Следующий удар хлыста пришелся на плечо Руны. Она стиснула зубы, чтобы сдержать мучительные крики, которые так и рвались с языка. Из ран сочилась свежая кровь, пропитывая рубашку. Еще два удара – и кровь хлынула по спине.
Руна прижала колени к груди, свернулась комочком, прижалась лбом к полу. Старалась дышать, старалась прикрыть руками голову, оставляя открытой лишь спину. То была легкая мишень, и на нее пришелся основной град ударов, зато более уязвимые, более нежные места не пострадали.
Крессида хлестала ее, не зная пощады. Без устали. Кровь Руны насквозь пропитала рубашку, лужей растеклась по полу.
Ее кожа была объята пламенем. Все вокруг заволокло алое марево. Сдерживать крики больше не было сил.
Ее манила ласковая немота, сознание ускользало, и Руна готова была скользнуть в небытие.
Удары Крессиды не прекращались, она так рассекла спину Руны, что кожа свисала лоскутами. Лежа в луже собственной крови, она не могла сдержать мелкую дрожь.
Крови было столько, что…
То, что делало Руну ведьмой. Источник ее силы.
Даже под градом ударов она помнила о Гидеоне – и о его проклятье.
«Разрушить его может только кровь истинной любви жертвы, пролитая в жертвенном порыве».
Вот чего она ждала.
Удары прекратились – Крессида пыталась перевести дух, собраться с силами, чтобы потом раз и навсегда покончить с Руной.
С трудом удерживаясь в сознании, Руна вспомнила безымянные символы, необходимые, чтобы разрушить «Проклятье истинной любви». Приподнявшись на дрожащих руках, Руна окунула палец в липкую алую кровь и начала рисовать.