Затем Ангел смерти откинулся назад, и Сигне потребовалось мгновение, чтобы оценить его: бедра, запутавшиеся в простынях, пристальный взгляд, никогда не покидавший ее. Она отдала бы почти все, чтобы провести остаток жизни с ним. Встретившись с ним взглядом, Сигна устроилась у него на коленях, желая попробовать на вкус и ощутить каждый сантиметр его тела, пока еще могла.

Ангел смерти застонал от желания, вызвав волну дрожи по ее телу. Она хотела заслужить этот звук. Хотела срывать его с губ снова и снова. Сигна обвила руками его шею, удерживая его, когда их тела слились, и прижалась бедрами к его бедрам. Одной рукой Ангел смерти обнял ее за шею, прижимая к себе, а другую положил на ее ягодицу и крепко сжал.

– Ты моя. – Он произнес это как обещание. – Пока ты выбираешь меня, я буду с тобой, Сигна Фэрроу. Я сожгу этот мир дотла, прежде чем позволю кому-либо отнять тебя.

Когда взойдет солнце, их время закончится. Но этой ночью они насладятся прощанием. Она изучит все нетронутые участки его тела, а когда наступит рассвет и у них останутся только воспоминания, они будут думать об этой ночи вечно.

Глава 41

Глава 41

Блайт

Блайт едва дышала, когда вернулась в бальный зал, раскрасневшись и прижимая руки к груди.

Она не могла сказать, что заставило ее последовать за Сигной или что бы она сделала, если бы кузина заметила ее в холле, наблюдающую за тем, как Сигна разговаривает со сгустком теней, которые обретают очертания с каждой секундой.

Возможно, Блайт хотела поговорить с ней, чтобы подавить нарастающее чувство вины, которое давило на грудь.

Или, возможно, она пошла за ответами.

Он бы убил ее. Он бы убил ее…

Она вспомнила, как Ангел смерти говорил Сигне эти слова в саду, тихо и ласково. Она никак не могла выбросить звук его голоса из головы.

Он бы убил ее.

Конечно, Ангел смерти не имел в виду того, о ком она подумала. Это было невозможно. И все же… Блайт не плакала. Уже несколько недель она знала о смерти брата, и все же не могла заставить себя оплакать его.

Ситуация напоминала ту, когда она узнала о Сигне. Правда с самого начала была у нее перед глазами; оставалось только поверить в нее.