Джиа мгновенно замолкает и качает головой.

Я моргаю.

– Что ты имеешь в виду, Миел?

– Ах ты, черт, он разозлился.

Я шикаю на Вьюнка.

– Что я имею в виду? То, что я не нахожу забавным, что ты раздеваешься перед мужчиной, чей смертный грех – сладострастие! – Голос у него срывается.

– Миел… – Я хочу возразить, что это его не касается, но вижу выражение его лица и не решаюсь. За его презрительным обращением скрываются настоящие гнев и горечь. Но я же не его собственность. – Я могу раздеваться перед кем хочу, ни перед кем не оправдываясь. Не могу поверить, что мне снова приходится кому-то это объяснять.

– Пока все не зайдет слишком далеко и тебе не придется звать на помощь.

Я открываю рот.

– Что?

Это звучит так, будто если такой человек, как Лакрос, меня изнасилует, я буду сама виновата.

– Я не приглашала его продолжить.

– Ах, – смеется Миел.

Густа подходит к нему.

– А Лиран? Его ты приглашала? Или ты хотела, чтобы он сам понял, чего ты хочешь?

– Миел, ты же не это имел в виду, – пытается успокоить его Густа, но Миел отталкивает его:

– Не смей прикасаться ко мне, Густа.

И Густа… подчиняется. Повинуется ему так же, как все они. Всегда.

– Ты что, их вождь? – спрашиваю я с усмешкой. Хотя мне не смешно.