Вода не сделала тебе ничего плохого, сказал Амаргин. Ты тетешкаешь свой страх, словно ребенок куклу. Ты хочешь породить монстра своим страхом?

Прощай, сказал Ратер, не поминай лихом.

Что ты говоришь, братишка, сказала я, все получится…

Не бойся, Лессандир, сказал Ирис, не бойся ничего…

Не бойся?

Черта с два. Бойся сколько влезет, только возьми себя в руки и ныряй. А уже там, внизу, под водой, бойся так, чтобы ужас протолкнул тебя сквозь камень как нож сквозь масло. Это может сработать, ты знаешь. А может не сработать. Уж постарайся, чтобы сработало, холера черная!

Вдох – выдох. Вдох – выдох. Вдох!

Закрываю глаза, чтобы не отвлекаться.

Ниже, еще ниже, под защиту подводных холмов, куда не задувает холодный ветер течения, еще ниже, где каменная воронка всасывает в свое нутро витую донную струю. Водяная сеть оплетает тело, вытягивает струной, и вводит в узкую щель, словно иголку в предварительно проколотое шилом отверстие в толстой подошвенной коже.

Шершаво-скользкие стены оглаживают грудь и ягодицы, меня переворачивает, выгибает, пронося спиной над каким-то завалом – вдоль позвоночника длинно проводит пальцем каменный выступ… и я отчетливо понимаю, что развернуться мне уже не удастся и назад пути нет.

Тошный взрыв страха выбивает из легких почти весь воздух, бездумно распахивает веки. И тотчас его догоняет удар понимания – думать нельзя.

Нельзя думать! Никаких мыслей!

Молчание, ворвавшееся вместе с догадкой, мечется в коробке черепа, ищет выход… и я слышу, как внутри меня захлопываются двери и с грохотом падают засовы – молчание, тишина, убийца мыслей – поймано в ловушку, как мышь в мышеловку.

Скрутившая внутренности судорога потихоньку отпускает. Я работаю руками, помогая течению протаскивать себя сквозь каменную кишку. Мрак вокруг такой, что чудится – он шевелится, он клубится, он слоистый и неоднородный; он создает ощущение стремительного движения сквозь ребристые стенки туннеля… или я в самом деле вижу эти стенки? Мрак нанизывает на меня кольца разного оттенка беспросветности, словно ребенок собирает пирамидку: одно за другим, однозадругим, однозадругимзадругимзадругим…

Быстрее, быстрее!

Сверху, от вытянутых над головой рук, вместе с рябью проносящихся колец, наплывает зеленоватое свечение. Или это снизу? Пространство вокруг неуклонно наливается знакомым фосфорным светом, а внутри, в горле, в груди, нарастает бессловесный восторг: мертвая, мертвая вода…

Кольца бледнеют, расширяются, расходятся в стороны, тают, как табачный дым… и только два из них, два темных небольших кольца застревают у меня на запястьях, на каждой руке – по темному кольцу, по черному широкому браслету, и руки, оказывается, уже не подняты над головой, а распахнуты крестом, и тела я не ощущаю, а вокруг плещется, колышется светящаяся могильная зелень.