Он еще помолчал, а потом сказал – очень доброжелательно сказал:

– Слышь, барышня, а ведь ты нездешняя.

– Нездешняя, – охотно согласилась я.

– Ага. – Он усмехнулся. – А я смекаю – выговор у тебя какой-то странный. Будто бы нашенский, а в тоже время будто бы и чужой. То ли простецкий, то ли благородственный… А что до господ из замка… Родная сестра это короля нашего Нарваро Найгерта, бутон, как говорится, благоухающий от дерева Моранов. На охоту изволят выехать, госпожа наша несравненная.

– Эгей, ты тоже по благородственному умеешь? А почему столько сарказма?

– Ты, барышня, ослышалась. Какой такой сарказьм? Никакого сарказьма, только трепет и преклонение. Мы люди маленькие, неученые, даже слова такого не знаем – сарказьм…

Он поджал губы, словно останавливая сам себя. И я подумала – странный парень. Оборвыш городской за гроши корзинку мою тащит. На проехавшую мимо принцессу смотрит как на кровного врага.

Я пожала плечами. Это меня не касалось. Хотя здесь явно было что-то не так. Да и насчет оборвыша я погорячилась. Парнишка был одет просто, но чистенько и добротно.

Некоторое время мы молча двигались путем родной сестры короля Нарваро Найгерта и ее кавалькады. Улица пару раз плавно повернула и вывела нас на небольшую площадь перед воротами. Мальчишка остановился.

– Куда теперь?

– Дальше, туда, – я кивнула на ворота. – За город.

– Туда, сюда, – заворчал он. – Нет бы сразу сказаться: мол, мне туда-то. Вот морочит голову: туда, сюда…

– Я заплачу.

Он неожиданно смутился:

– Ну, в общем, мне тоже туда же… я хотел сказать, нам, выходит, по дороге. Тебе куда, к реке?

– К реке.

– Хе! На ту сторону?

– Что? А… да. То есть… да.

– Хе! Пойдем. Я тебя перевезу. Видала наш паром? Мой батька им заправляет, а я ему помогаю. Вообще-то, у нас работник есть, Кайном зовут, силен, как бык, только с головой у него не все ладно. Они сейчас с батькой как раз в паре.

Мы вышли из ворот, удачно проскользнув между груженой телегой и фургоном бродячих актеров. Над дорогой вовсю клубилась пыль – день был в разгаре. Я, прикрыв глаза ладонью, взглянула на мутное небо. Жара.