Отправляя Омилию на прогулку с Дереком, Корадела провела по её щекам пуховкой с костной мукой и сощурилась.
– Ты неважно выглядишь, милая дочь.
– Я плохо спала.
– Я тоже волновалась перед своей помолвкой. – Корадела уставилась куда-то вдаль взглядом сытого зверя. – Однако посмотри на меня: всё оказалось не напрасно. Моя дочь будет счастливее меня – разве не это главная радость для любой матери?
Корадела и вправду сияла – интересно, из-за близящейся помолвки или Биркера?
Да, она наверняка считала, что это поистине счастливый день. Всё складывалось как нельзя лучше.
– Что с вами, пресветлая? Вам нехорошо?
– Есть немного. Вы ведь, должно быть, слышали о моём брате? Это немного омрачает радость.
Раллеми споткнулся и густо покраснел.
– Да, разумеется, я слышал… Столь прискорбно, что ему стало хуже. Он ведь болен давно, не так ли?
– О да. И весьма серьёзно. Но так плохо, как сейчас, ему не было давно. Приступ начался рано утром… Служители съезжаются, чтобы принять его признания перед ликами Мира и Души на случай, если… Вы ведь видели их кареты там, у главного входа?
– Д-да… По правде сказать, я думал, все они явились сюда, чтобы засвидетельствовать нашу помолвку, но, конечно…
– Даже ради нашего союза столько служителей не покинули бы свои храмы. А вот один из Химмельнов при смерти – другое дело. Служители Мира и Души – будто стая воронов, не правда ли? Нет бы так слетаться по радостным поводам.
Щёки Дерека заалели ярче прежнего.
– Омилия, вы… не должны говорить так. Вы знаете: это нехорошо.
– Вы рановато пытаетесь указывать мне, что делать.
– Я не посмел бы, но…
– Тише. Это Харстед. – Омилия широко улыбнулась, чаще захлопала ресницами и от всего сердца понадеялась, что главный служитель на это купится. – Я рада видеть вас, служитель Харстед. Большая честь, как и всегда, – принимать вас в Химмельгардте.
Харстед протянул руку, чтобы благословить её, и Омилия опустила голову – Раллеми её благонравие не обманет, но онопределённо не был тем, кого ей нужно было в нём убедить.
– Я рад быть здесь, наследница. Но мне жаль, что день вашей радости омрачён такой бедой…