Унельм ждал её за чашкой омерзительного кофе и, увидев его, Лудела ахнула.

– Ого! Что это с тобой случилось? Кто-то снова отделал?

– Можно и так сказать. – Все эти дни он почти не спал, и сил шутить у него не было.

Он написал два десятка писем Омилии – писем на все лады, хоть собирай в сборник и издавай, как пособие для несчастных влюблённых, – но ни одно из них не достигло наследницы. Ведела больше не забирала их из назначенного места, и, поболтавшись немного по лабиринтам почтовых труб, все они вернулись назад.

Унельм снова и снова прокручивал в голове их с Мил последнюю встречу, пытаясь понять, где именно сплоховал, в какой момент нужно было действовать по-другому.

Ему не верилось, что больше они не увидятся.

На третий день он отправился в ближайший кабак, где стайками собирались весёлые девчонки, готовые, судя по лёгким платьицам и блестящим глазам, на многое… Там он просидел несколько часов, вяло придумывая бесконечные объяснения, почему он не может потанцевать с одной, не хочет перекинуться словечком с другой… В конце концов его разочарованно оставили в покое.

Ни одна из девушек – пышных, стройных, весёлых, задумчивых – не была Омилией.

Голос разума твердил, что нужно время, чтобы смириться с разрывом… голос сердца – что он никогда не сможет забыть её.

До сих пор он не бывал влюблён по-настоящему и теперь не знал, что делать, куда деваться от этой боли, навязчивой и непроходящей, как зубная.

В своих мечтах он врывался в дворцовый парк, преодолевая сотни препонов и опасностей и вырывал Омилию из рук Химмельнов. Она падала в его объятья, лепетала, что передумала – и садилась вместе с ним на паритель, летевший в Рамаш, Авденалию, Рагадку…

В этих смелых фантазиях, которым раньше, ещё не потеряв её, он даже наедине с собой стыдился отдаться полностью, было возможно всё – поэтому Омилия Химмельн становилась его женой, спутницей, соратницей, любовницей… После этих горячечных выдумок, похожих на сны, ему было только хуже.

– Что, поссорился со своей девчонкой? – спросила Лудела с неприятной проницательностью, и он застонал, уронив лоб на руки.

– Просто расскажи, как дела, Лу. Мне и так тошно.

– Значит, поссорился, – заключила Лу беспощадно, а потом он почувствовал, как её пальцы ласково перебирают его волосы. – Не вешай нос, красавчик из Ильмора. Она к тебе вернётся.

– Не вернётся.

– Да ладно тебе. Ты себя в зеркале видел? Ну, не сейчас… сейчас, по правде сказать, выглядишь неважно.

– Это не поможет. Я всё испортил. Я дурак.

– Повтори это, пожалуйста, ещё разок. Тебе не трудно – а мне приятно слышать.