– Иди к штурвалу, – рычу я на Бастиана. – Доставь нас к пристани.
Он не задает мне никаких вопросов и спешит выполнить приказ, пока я щурю глаза, пытаясь разобрать, что происходит у берега.
Ватея добралась до кораблей. Фигуры на берегу становятся все более отчетливыми по мере того, как мы приближаемся к ним. Они отвлеклись от сражения и теперь медленно направляются к воде, позволяя бурлящему морю поглотить их тела, в попытке пробиться к Ватее и окружающему ее золотому свечению. Я не слышу ее песни, но знаю, что она действует, когда мужчины и женщины начинают опускать головы под воду.
Никто из них больше не всплывает на поверхность.
Мое рваное дыхание немного успокаивается. Ватея расчищает берег, предоставляя нам дополнительное время.
«Смертная Казнь» приближается к Ариде. Как только мы минуем риф, остров как будто начинает притягивать нас к себе. Корабль содрогается, и я крепко хватаюсь за борт, когда мы врезаемся в пристань. Сломанные деревянные доски со всплеском падают в море и исчезают под водой.
Касем бежит опускать якорь, а я бросаюсь к лестнице. Зажав свой стальной кинжал между зубов, я держусь за перекладины одной рукой, не обращая внимания на резкую боль от веревки, которая обжигает мои и без того израненные ладони.
У меня нет времени беспокоиться о мелких травмах. Оглянувшись через плечо, я вижу, как Феррик и Бастиан торопливо отрывают полоски ткани от своих рубашек, чтобы заткнуть уши и не слышать пение Ватеи. Касем отстает от них на несколько шагов, но я не хочу ждать, пока они меня догонят.
– Феррик, помоги раненым! – кричу я, надеясь, что он меня услышит.
Мои ноги вязнут в мокром песке, пока я пытаюсь добежать до аридийских солдат, которые отбиваются от нападающих. Земля усеяна трупами, лежащих в лужах собственной крови, постепенно впитывающейся в песок. Дворцовая стражница, которую я не узнаю, ползет на животе в сторону моря. У нее отрезаны ноги, и она быстро истекает кровью, но песня Ватеи продолжает манить ее к воде.
На берегу осталось всего несколько мужчин и женщин. От облегчения я прижимаю ладонь к сердцу, когда вижу среди них тетю Калею, живую и держащую свой меч в окровавленной руке. Другая ее рука сжата в кулак.
В ее сторону бросается девушка с обнаженным мечом. Глаза девушки исчезли, поглощенные тенями, и кровь струйками стекает по ее щекам. Она ослепла от ярости и магии, а тетя Калея выглядит так, словно ее тошнит. Она размахивает мечом, заржавевшим за годы брошенных тренировок. Когда девушка наносит удар, Калее едва удается увернуться от ее клинка. С искаженным от боли лицом, она отшатывается назад и хватается за раненую руку. Ее рука все еще сжимает какой-то предмет, но я не могу его разглядеть.