Я снова вижу перед собой улыбку отца, и его слова эхом отзываются в моем сознании. Сделай эту жизнь такой, какой она должна быть.

Наконец-то я все поняла. Я знаю, что должна сделать.

* * *

Поздно вечером я сижу на носу корабля, свесив ноги с головы дракона, и бросаю в воду крошечные кусочки пергамента.

Мне очень стыдно.

Пожалуйста, вернись.

Я худший человек в мире, и ты можешь сколько угодно мне это повторять, только, пожалуйста, вернись.

Мое настроение такое же мрачное, как темные волны, которые уносят обрывки пергамента. Ватея вряд ли когда-нибудь их увидит. Скорее всего, она уже очень далеко. Но я должна хоть что-то предпринять.

Поэтому я пишу эти маленькие записки и бросаю их в воду одну за другой, пока у меня не остается пергамента. Тем не менее, у меня осталось еще одно извинение.

Подняв голову к небу, я закрываю глаза и собираю все остатки мужества, какие только могу найти.

Феррик был прав, когда сказал, что здесь, на борту «Смертной казни», нам начинает казаться, будто мы одни в этом мире. Будто все море принадлежит нам. Я представляю себя, стоящую за штурвалом: мои руки покрыты мозолями, а кожа, согретая солнцем, выдает во мне бывалого моряка, такого же, как и мой отец.

– Я сожалею о том, что мне придется сделать, – говорю я, обращаясь к небесам. – Я не знаю, чего бы ты хотел или как бы ты поступил. Но я надеюсь, что ты мной гордишься. Я знаю, что это правильный путь. Так мы искупим все свои грехи перед этим королевством.

Даже самый опытный лекарь с Сантоса не сможет исцелить мою боль. Она разрушает меня изнутри, а потом собирает заново только за тем, чтобы снова разрушить. Может, этот процесс никогда не остановится, но я надеюсь, что однажды он хотя бы немного замедлится.

– Я тебя люблю, – я посылаю свои слова богам, чтобы они могли передать их отцу. – Но это наше последнее прощание.

И, когда морской бриз касается моей кожи, наполняя легкие просоленным воздухом, я знаю, что отец все слышит и тоже прощается со мной.