– Может, в нем пока и нет ничего особенного, но во мне уж точно есть, – перебиваю я.

Болтов крутится на месте. Я же поднимаю кулон повыше.

«Смотри на меня, – призываю я. – И только на меня. Ты ведь так и не понял, что я делаю».

– Ты это ищешь, верно? – рычу я, как будто у меня тоже есть крылья и клыки, и я могу стать столь же пугающей, как любой фейри. – Тебе нужно именно это, чтобы стать истинным королем. Сейчас же ты лишь мнимый суверен, живущий в замке, украденном твоими предками, и правящий с помощью страха и обрывков силы.

У Болтова загораются глаза, он расплывается в ухмылке, обнажающей акульи зубы.

– Ты человек.

– А ты последний Болтов, от которого страдают фейри.

Он заглатывает наживку и бросается на меня. Я намеренно жду, пока он начнет двигаться. Болтов слишком упорно стремится ко мне, так что при всем желании не сможет быстро повернуться. Я разжимаю пальцы, позволяя кулону упасть. Но прежде, чем он достигает пола, сбоку от меня размытым пятном мелькает Раф. Болтов уже тянет вперед когтистые руки, но маленький фейри выхватывает драгоценность прямо у него из-под носа и ловко мчится вперед, обставляя застигнутых врасплох потрошителей.

Раздается крик Хола, однако я не свожу глаз с Рафа и Дэвиена. Мальчик швыряет кулон. Дэвиен тянется вперед, насколько позволяют цепи, и в тот миг, когда потрошители бросаются к нему, сжимает в пальцах стеклянное украшение.

– Я отрекаюсь от престола! – кричу я что есть мочи, чтобы услышали все собравшиеся. Мой голос эхом отдается во всех уголках древнего замка и сотрясает само основание холма, на котором был коронован первый фейри, чтобы правители, все еще наблюдающие за мной, поняли мои намерения. – Правь вместо меня! Это твое королевство, твоя корона, и сила древних королей тоже принадлежит тебе! Встань, король Дэвиен Авинесс.

Слова странным образом отдаются в ушах, как будто с задержкой, со странным эхом. А после пол подо мной содрогается. Невидимые линии, которые я нарисовала, начинают светиться, как и сам кулон, все ярче и ярче, почти нестерпимо. Затем пол идет трещинами, а кулон разлетается вдребезги в руках Дэвиена. Удерживающие его кандалы рассыпаются пылью, и он выпрямляется, высоко вздернув голову и расправив плечи. От ран на его теле не остается и следа, а разодранные в клочья крылья вновь становятся целыми. Теперь его глаза горят яркой зеленью, насыщенного, почти не существующего оттенка.

Болтов же, замахнувшись когтями, целится в мое горло, и я не вижу, что происходит дальше.