– Ты что-нибудь слышала от Софи? – спрашивает Беатрис, меняя тему.
Софи. Воспоминания Дафны о том дне, когда ее отравили, расплывчаты, но при упоминании Софронии все возвращается обратно. Она закрывает глаза.
– Она отправила письмо, – признается Дафна. – Пожалуйста, скажи мне, что тебе удалось вразумить ее?
Какое-то время Беатрис молчит, и Дафна беспокоится, что они потеряли связь.
– Мы с тобой обе знаем, что я не из здравомыслящих людей, Даф, – наконец говорит Беатрис. – Кроме того, я была с ней согласна.
Полная разочарования, Дафна хватает подушку с кровати и швыряет ее через всю комнату. Она приземляется с легким стуком, не причиняя никакого вреда и не заставляя Дафну чувствовать себя лучше. Ей кажется, это весьма уместно, учитывая, насколько беспомощно она себя чувствует в данный момент.
– Неудивительно, что ты попала в такую большую неприятность, Трис, – огрызается она. – Если бы вы обе могли просто поступить так, как вам сказали…
– Ты думаешь, это правильно, Дафна? – перебивает Беатрис. – Скажи мне сейчас честно: ты думаешь, захвати мама власть над Вестерией, будет лучше всем? Или только ей?
В следующий раз, когда Дафна увидит Беатрис, она ее задушит.
– Нет правильного и неправильного варианта, – отвечает ей Дафна. – Он всего один. Ты под домашним арестом, Трис, так что очевидно, что твое решение обернулось не лучшим образом. Вот что ты сделаешь – напишешь маме, извинишься, попросишь ее о помощи и пообещаешь исправить нанесенный тобой ущерб.
Беатрис снова молчит, но на этот раз Дафна знает, что она все еще здесь. За сотни миль Дафна все еще чувствует ярость сестры.
– Это не я втянула тебя во все это, – продолжает Дафна, потому что знает, что ярость направлена на нее. – И ты знаешь, что я права, мама теперь твоя единственная надежда.
Еще одна долгая пауза.
– Конечно, – отвечает Беатрис, и ее голос снова полон той искусственной легкости, от которой Дафне хочется рвать на себе волосы. – Я выберусь из этого. Постарайся снова не отравиться, ладно?
Она уходит до того, как Дафна успевает ответить.
Беатрис
Беатрис
Беатрис окунает изогнутую пушистую кисть в горшочек с пудрой на оттенок темнее кожи Жизеллы, нанося ее чуть ниже скул. В ярком свете спальни Жизелла выглядит участницей одного из спектаклей, которые король так часто устраивает, – ее лицо так раскрашено и припудрено, что она больше не похожа на себя. С густыми бровями, глазами с тяжелыми веками и впалыми щеками она выглядит на добрых двадцать лет старше.
– Не понимаю, почему ты не могла сделать меня красивее, – жалуется Жизелла, глядя на себя в позолоченное зеркало туалетного столика. – Немного румян на щеках и, может быть, легкий оттенок на губах.